— Разумеется.
— Надеюсь. — Но она не сказала ничего.
— Элисон?
— Забудь это. Со мной все в порядке.
— О'кей.
— Вот я лежала здесь, — начала она некоторое время спустя, — и чувствовала, что лучше быть ничего не может, а перед глазами у меня появилось лицо Гранта. Он выглядел счастливым, смотрел ласково, радовался за меня. Бог мой, как мне хочется думать, что он счастлив.
— Конечно.
— А потом пришли мысли. Алекс, мне так его не хватает! И порой, когда ты касаешься меня, когда ласков со мной, когда я нуждаюсь в этой ласке, я начинаю думать о нем. — Она повернулась на спину и закрыла лицо руками. — Я чувствую себя такой неверной. По отношению и к нему, и к тебе. Ведь прошло столько лет. Почему я никак не могу выбросить это из головы?
— Ты любила его. Ты никогда не переставала любить его.
— Никогда, — ответила Элисон. — Может быть, так никогда и не перестану… Ты готов смириться с этим? Ведь это не имеет к тебе никакого отношения.
— Со мной все в порядке.
— Правда?
— Правда.
— Я понимаю, что ты продолжаешь чувствовать по отношению к Робин.
— Это мои чувства, — возразил я.
— Я не права? — Я промолчал. — Вы провели вместе многие годы. Нужно быть совершенно равнодушным, чтобы так просто отбросить все.
— На все нужно время.
Элисон убрала руки от лица, посмотрела на потолок.
— Итак, я, похоже, только что допустила величайшую ошибку.
— Нет.
— Хотелось бы верить в это.
Я подвинулся ближе и обнял ее.
— Все в порядке.
— Хотелось бы верить, — повторила она. — Принимая во внимание то, что есть варианты.
Десять дней спустя дал знать о себе Майло. За прошедшее время я настойчиво добивался сведений от полиции Кембриджа, и мне удалось поговорить с детективом Эрнестом Фиорелле. Он начал с того, что внимательно изучил меня, поэтому мы прошли всю старую систему оформления допуска к секретным сведениям. Наконец мне удалось удовлетворить его любопытство присланной по факсу копией моего старого контракта с полицией Лос-Анджелеса, где я значился консультантом, и несколькими страницами моих письменных показаний по делу Ингаллса. Несмотря на это, Фиорелле задавал мне больше вопросов, чем отвечал на мои по делу Анжелики Бернет.
Никаких серьезных зацепок не было, и убийцу не нашли.
— Думаю, это какой-нибудь шизик, — сказал Фиорелле. — Вы психиатр, вот и скажите мне какой.
— Сексуальный психопат? — предположил я. — Обнаружены признаки изнасилования?
— Я этого не говорил. Мертвая тишина.
— Так что же там было от душевного недуга?
