— Но я ничего не знаю, — сказала Робин. — Может, Беби вернулся к своим прежним дурным привычкам. Да и что мы все знаем о ком бы то ни было? — Она потерла глаза. — Мне не следовало приходить. Я не посчиталась с твоими чувствами.
— Мы все еще остаемся друзьями.
— Да, мы так условились — разойтись, оставаясь друзьями. Тебя это устраивает?
— А как у тебя с этим обстоят дела?
— О'кей. — Она встала. — Ну, я пойду, Алекс.
— Делать дела, видеть места? — спросил я, гадая, зачем она приходила. Ей хотелось выплакаться? А плечо Тима не годится для этого? Я понял, что злюсь. Вместе с тем я не признавался себе в том, что Робин доставила мне удовольствие, выбрав именно меня.
— Ничто меня здесь не удерживает, — добавила она. — Это не мое.
— Мне нравится, что ты здесь. С какой стати я это сказал?
Она подошла ко мне, взъерошила волосы и поцеловала в макушку.
Однажды нам придется ответить на вопрос: «Знаешь, почему?»
— Почему? Робин улыбнулась.
Когда-нибудь мы снова начнем изображать из себя животное о двух спинах. Именно к этому мы всегда прибегали, борясь со стрессом.
— Худших способов я не припомню.
— Да уж, — согласилась она.
Робин опустилась мне на колени, и мы слились в долгом поцелуе. Издав печальный вздох, она прижалась ко мне. Но потом взяла себя в руки.
— Извини, пожалуйста. — С этими словами Робин устремилась к двери.
Я встал, но не двинулся с места.
— Извиняться не за что.
— Есть за что, за многое, — возразила она. «Новая любовная интрижка», — подумал я.
— Как поживает Спайк? — Когда не знаешь, что сказать, спроси про собаку.
— Прекрасно. Приходи взглянуть на него.
— Спасибо.
В прихожей раздался звонок. Робин быстро повернула голову, взмахнув, как кнутом, волосами.
— Это я заказывал ленч. Тот самый ресторан «Ханань», что в Виллидже.
— Хорошее место.
Жалобно улыбнувшись, Робин повернула дверную ручку. Паренек латиноамериканского вида осмотрелся и протянул жирный пакет. Я поспешил к двери, взял пакет, полез в карман за деньгами, вытащил слишком много банкнот и вручил ему. — Спасибо, — сказал тот и поспешно удалился.
— Ты голодна? — спросил я.
— Все, что угодно, только не это.
Когда Робин повернулась, чтобы уйти, у меня появился миллион слов, которые хотелось бы сказать ей, но я сказал лишь:
— Петра не хуже других. Она продолжит следствие.
— Знаю, что продолжит. Спасибо, что выслушал меня.
— Всегда готов, — ответил я. Но это уже не было правдой.
