Я вывел свой материал на монитор. Кошмар ещё не начался. Оператор запечатлел сияющие лица жениха и невесты, а затем дал крупным планом крошечные американские флажки, прикреплённые к их пышным свадебным нарядам.
— Па, можно мы позавтракаем в телевизионной комнате? Охота мультики посмотреть.
От неожиданности я подпрыгнул в кресле. Лиз с детишками отбыла почти шесть месяцев назад, и за неделю их пребывания в моём доме я не привык к их способности неожиданно материализоваться.
— Да, парни, похоже, мне придётся привязать вам колокольчики.
Кевин рассмеялся.
— Так можно или нет? — спросил Шон.
— Что?
— Позавтракать перед телевизором.
— Почему бы и нет? — пожал я плечами.
— Здорово! Пошли, Кев.
Однако Кевин не сдвинулся с места.
— Когда мы едем на «Праздник Ренессанса»?
Интересно, а нельзя ли этого вообще избежать?
— Думаю… в полдень.
— Ни за что! — возопил Кев. — Мы все пропустим.
— Кевин, там до одиннадцати ничего не начнётся. А закончится все в семь, — произнёс Шон и, поскольку только-только начал разбираться во времени, гордо добавил: — Пополудни.
— Точно. Пополудни, — сказал Кевин, сурово глянул на брата, перевёл взгляд на меня и спросил: — Обещаешь? В полдень?
— Не-ет… Ничего не могу обещать, — задумчиво протянул я.
Кев подавился смешком, и оба завопили дуэтом:
— Па-а-а-п!!!
За неделю парни по крайней мере научились понимать, когда я шучу. Первые дни они то и дело бросали на меня тревожные взгляды. Сказать, что они забыли о моём чувстве юмора, значит, не сказать ничего. Они вообще забыли, что я собой представляю. Это служило печальным напоминанием о том, что пяти месяцев вполне хватило, чтобы стать для своих сыновей чужим человеком.
Когда дети ушли, я нашёл кадры, которые наметил убрать ещё прошлым вечером. Выключив звук и откинувшись на спинку кресла, я начал просматривать различные варианты. И в конце концов решил вырезать занимавшие тридцать восемь секунд кадры со смуглым человеком. Избавившись от него, я обрету свободу.
Итак, последний взгляд.
Смуглый человек — один из братьев невесты. Церемония окончилась, и он стоит, держа в вытянутой руке автомат Калашникова. С безумной улыбкой на физиономии, он в экстазе выпускает в небо несколько коротких очередей. Вообще-то мне эта сцена нравится. Пальба, по иронии судьбы, служит выражением восторга в стране, где звуки войны никогда не умолкают. В ту секунду, когда камера показывает крупным планом его радостное лицо, картинка скачет вверх.
