В воздухе царствовал пряный запах. Мои спутники, казалось, превратились в собственные портреты, вытканные на коврах, я задумался, разрешено ли в этой земле изображать людей.
Внезапно я услышал скрип во дворе, будто что-то делали с воротами, странно – скорее закрывали, чем открывали, но кто станет закрывать ворота среди ночи. Тут я вспомнил, что ворота все время были открыты. Послышался стук копыт, приглушенные крики, вот приблизился кто-то к постоялому двору, крики обрели четкость и суровую чистоту звучания. Сразу же в доме началась суета, разнеслись визги, и топот ног, и захлопали двери, миг – уже и выстрелы раздались под самым носом, уже и мольба о помощи, неизвестно к кому обращенная – за стенкой, что близ меня. С крыши упал тяжелый предмет и громко ударился о землю.
Шум нарастал, он уже доносился из-за двери. Я вновь попытался встать, но не был способен пошевелить ни рукой, ни ногой, ни даже чуть приподнять голову. Дверь треснула и упала, выломанная чьим-то мощным ударом. В комнату ворвалась толпа людей с факелами, за ними семенил испуганный хозяин. Оставьте их, говорил он дрожащим голосом, и я понимал его слова, как понял ответ ворвавшихся, хотя те вообще ничего не говорили, просто – схватили одного из моих спутников и перерезали ему горло ножом. Я лежал, открыв глаза, ко мне бросились двое или трое, но тут же застыли в недоумении, да он помер, сказал юный абориген, указывая на меня пальцем, в это время остальные методично убивали моих спутников, и никто из них не проснулся перед смертью. Молчаливый воин пнул меня ногой, а другой – ткнул копьем в мой живот, я ощутил острую боль и на мгновение забыл о творящемся вокруг побоище. Хозяин закрыл меня рогожей. И я долго ничего не слышал, только неясный скрежет, подобный шелестению стрекозиных крыл, не давал мне потерять связь с миром.
Ночь закончилась, наверное. Где-то там утро.
Я ничего не вижу и не слышу. Я закрыт рогожей.
Пришел хозяин, приподнял рогожу, посмотрел на меня. Ничего не сказав, ушел.
Может быть, я ошибаюсь, но вроде как лежу здесь шестой день, и рана моя уже не кровоточит. Шевелиться не могу, и муха сидит на большом пальце левой моей ноги.
Пришел хозяин с каким-то бородачом, который ощупал меня и намазал гноящуюся рану липким веществом с дурным запахом. Хозяин то и дело морщился, наблюдая эту процедуру. Потом бородач сказал ему: человек жив, но не способен двигаться, он слышит и видит нас, но не может ответить; так береги его, он – редкость из редкостей, учитель мой говорил, что не найти диковин подобных чаще чем раз в шестьдесят лет. Они говорили на местном диалекте, которого я не знаю, но почему-то понимаю все дословно. Уходя, они прогнали муху, спасибо им.
