Жанна жила на четвертом этаже старинного сталинского дома с необычными лестничными пролетами. Я бы, конечно, предпочел идти пешком, чтобы посчитать ступени, но Жанна вызвала лифт, который кряхтел от старости, дрожал решетками и зажимал дверями. Котенок тоже трясся, прильнув к Жанниной груди и вздыбив шерсть.
Дверь открыла вульгарная пожилая ярко накрашенная женщина. Они поцеловались с Жанной, потом тетенька протянула мне грубую ладонь и представилась низким голосом:
– Беатриса.
Прямое попадание. Такое имя может носить только такая дама. Я тоже назвался и пожал ее лапу. При этом Беатриса слегка замешкалась, возможно, она думала, что я припаду губами к ее морщинам.
– Ну, как? – спросила пожилая дама у молодой.
– Не приняли, – огорченно ответила Жанна. – Им нужно было знание ПК, “Word” я еще осилила, а “Excel” уже не потянула.
– Задание давали?
– Составить таблицу, причем такую сложную.
Матрона тяжело вздохнула а, увидев котенка, заворковала:
– Пошли на кухню, дадим киске молока. А вы, молодой человек, проходите в зал.
Я пошел прямо по коридору и попал в большую комнату. В центре стояла тумбочка советских времен с плоским современным телевизором, напротив диван и два плюшевых кресла. На зеленых стенах висели картины и какие-то непонятные деревянные коробки разных оттенков коричневого. Коробки были не одинаковой величины, но у каждой посередине красовалась замочная скважина или элемент врезного замка. На картинах небрежно намалеваны пейзажи и герои американских кинофильмов. Был тут
и Арнольд Шварценеггер в роли терминатора и Киану Ривз в роли Нео, остальных я не знал. В зале недавно курили и плохо проветрили.
Постояв с минуту, я решил найти уборную, вернулся в коридор, открыл какую-то дверь и оказался в кладовой. Потом прошел еще пару шагов и стал невольным свидетелем чужого разговора.
– Как ты думаешь, он заметил? – спросила Беатриса.
– Нет, – ответила Жанна.
– Здорово! Не говори ему.
– Все равно заметит.
– А вдруг, нет?
– Заметит. Все замечают.
– Все равно не говори.
Они замолчали, немного погремели посудой, пошуршали бумагой. Потом Беатриса сказала:
– Он мне нравится. Среди твоих охламонов он, похоже, самый приличный.
– Ну, папа!
– Не называй меня папой! Сколько раз тебе говорить!
– А как?
– Зови Беатрисой.
– Не люблю это имя.
Голоса стали приближаться. Я на цыпочках ретировался в зал и плюхнулся на диван. Мне было неудобно. Треснутые очки сползли на нос. Какой еще папа?!
