.
На перламутровых уже крыльях я вылетел из ванной, сделал бочку на кухне и, груженый закусоном, штопором ушел на диван перед «Самсунгом девятисотым ЭнЭф». Space.
…За двадцать минут, а то и меньше, пролетели следующие фильмы: «Авалон», «Автострада 60», три или четыре фильма про агентов и «Армагеддон». Не судьба. Забудем. Я заснул во время просмотра второго «Блейда». Погружаясь в озеро «Гвардейской», мозг пропечатал:
Мне снились волны…
Где-то через пару недель я первый раз проснулся без компьютерных головастиков в голове. То есть я просто открыл глаза и понял, что у меня в подкорке нет никаких цифровых комбинаций, строчек кода или конфигурационных файлов. В компьютерном смысле я был пуст, как бубен, а образы, которые нахлынули после пробуждения, были сплошь аналоговыми и цветными. Плюс в них еще был вкус. Вернее, жажда вкуса. И я поковылял на кухню ликвидировать абстинентный синдром.
В окно било солнце. Но алкоголик не способен воспринимать свет, теплоту, пение каких-то там орнитозных птиц, мяуканье глистатых кошек или лай блохастых собак. Все, что ему нужно поутру в первую очередь, это:
– сто грамм водки;
– запить;
– посидеть, пока не торкнет;
– когда торкнуло – оглядеться и сказать что-то типа «серебристый тополь… одинок и светел…».
Это я и сделал. Только вместо тополя пошел в коридор и позвонил Юрке Китайцу. Номер я с трудом нашел на стене. Он был написан сиреневой шариковой ручкой и погребен под фломастерными глифами, орущими прямо в зрачки: «Серверная», «По локалке», «По Интернету», «Катя с Первомайки», «Если нет света!!!».
Последний телефон для меня был особо катастрофичен. Ибо накрывалось медным кулером удаленное администрирование, и приходилось переставлять ноги в направлении офиса… Но это было в прошлой жизни, еще барахтающейся, но уже идущей ко дну.
На том конце трубку долго не снимали. Потом ее с огромным трудом приложили к уху и произнесли:
– Расстреляйте меня…
– Не похмеляя?
– Кто это? Бригадир, ты, что ли? О, давно не слышал! Я это…
– Я знаю.
– Полечишь?
– Через пять минут у ларька на конечной.
Юрка Китаец пунктуальней всех немцев, вместе взятых. Поэтому, когда я подошел, он уже стоял и вращался, как регулировщик, помавая конечностями. Увидев меня, он установил мировой рекорд в стометровке для инвалидов и сказал:
– Давай по стакану «Изабеллы»!
«Изабелла» – это, конечно, громко сказано. В ларьке, торговавшем всем продовольствием мира, был установлен насос, качавший какое угодно вино. Этакий прибор изобилия. Куда уходил шланг, я не знаю. Куда-то под прилавок, конечно, но куда именно – никто понятия не имел. Возможно, прямо в центр произрастания винограда. Возможно, чуть ближе. Крепленое вино красного цвета действительно пахло «Изабеллой». Но это примерно так же, как любой вермут воняет полынью или как любой коньяк – клопами. Единственное, что интересовало Китайца помимо звучного названия, – это восемнадцать градусов. А их как раз было даже больше. Крепили пойло на глазок, и в этот раз ошиблись ведрами. Местная пьющая богема узнала об этом быстро, а персоналу ларька ничего, разумеется, не сказала. Крепко сбитая продавщица сама попробовать не догадалась и только радовалась бесконечной веренице помятых личностей, приносящих постоянный, без перерывов на выходные, доход.
