— Вы не курите, нет?
— Бросил.
— Я тоже. Но в гневе курю.
— На кого вы гневаетесь?
— На кого же как не на Ральфа. Он сегодня ночует в больнице, чтобы в случае чего быть под рукой. Я могла бы с таким же успехом выйти замуж за монаха.
Я не очень поверил ее гневу, мне казалось, она маскирует им свои подлинные чувства. Я ждал, когда они прорвутся наружу. Отшвырнув сигарету, Мойра сказала:
— Ненавижу мотели. Вы не поедете сегодня в Пойнт?
— Нет, в Уэст-Лос-Анджелес. Могу забросить и вас по дороге.
— Вы очень добры, — ей передалось мое возбуждение, и формальная фраза не могла этого скрыть.
— Зачем вам в Уэст-Лос-Анджелес?
— Я там живу. Привык спать в собственной квартире. Единственная привычка, которую я пронес через всю жизнь.
— А я думала, вы не любите ничего привычного. За обедом вы сказали, что вам нравится вторгаться в жизнь других людей, а потом расставаться с ними навсегда.
— Верно. Особенно с людьми, которых я встречаю по работе.
— Вроде меня?
— Я не вас имел в виду.
— Вот как? А я думала, вы сформулировали свой главный жизненный принцип, — сказала она иронически, — которому неукоснительно следуете.
Из густой тени, окутывавшей стоянку, вышел стриженный ежиком высокий широкоплечий парень в темном костюме и направился к главному входу. Я окликнул его:
— Макленнан?
— Да, сэр.
Сказав Мойре, что скоро вернусь, я поднялся на лифте вместе с Макленнаном.
— Не впускайте к нему никого, кроме обслуживающего персонала, докторов, сестер и, конечно, близких родственников.
— А как я их узнаю?
— Я вам их покажу. Главное — следите за мужчинами, и неважно, в белых они халатах или нет. Не впускайте к нему ни единой души без поручительства знакомой сестры или доктора.
— Вы опасаетесь покушения?
— Такое возможно. Вы вооружены?
Макленнан отогнул пиджак — сбоку торчала рукоятка револьвера.
— От кого я должен его охранять?
— К сожалению, я и сам не знаю. У вас будет еще одна обязанность: следите, чтобы парень не убежал. Но ни в коем случае не стреляйте в него и вообще его не трогайте. В нем вся загвоздка.
— Понимаю, — ответил он с невозмутимостью, присущей большим мужчинам.
Я подвел его к двери палаты и попросил сиделку позвать Смизерэма. Доктор вышел, широко распахнув дверь, и я увидел Ника — он лежал на спине, глаза его были закрыты, по обе стороны кровати сидели родители. Они напоминали мне группу со старинного фриза, изображавшего жертвоприношение, только алтарь тут заменяла койка.
Дверь бесшумно захлопнулась. Я представил Макленнана доктору Смизерэму, тот смерил нас обоих усталым скучающим взглядом.
