— Четырнадцатого декабря, — сказала она.
— Какого года?
— Сорок пятого. В прошлом месяце ему исполнилось двадцать три. А зачем вам это знать?
— Может понадобиться. Скажите, кто вынул из пачки эти три письма, что идут не в хронологическом порядке? Ник?
— Может быть, и он. Мне кажется, он их читал. А что?
— Мистер Чалмерс, находясь на войне, прислал с борта корабля письмо, датированное пятнадцатым марта сорок пятого года.
— Я не сильна в арифметике, особенно за рулем. Но кажется, с пятнадцатого марта по четырнадцатое декабря будет девять месяцев?
— Совершенно точно.
— Правда, странно? Ник всегда подозревал, что его отец... ну, что мистер Чалмерс ему не родной отец. Он считал, что его усыновили.
— Возможно, он прав.
Я переложил три верхних письма в бумажник. Бетти, преодолев скат, въехала на автостраду и яростно погнала машину. Над нами коричневым покрывалом стлался смог.
Южнее по побережью стояла солнечная ветреная погода. С вершины холма, вздымавшегося над Пасифик-Пойнтом, были видны белые гребни волн и редкие парусники, кренившиеся под напором ветра.
Бетти повезла меня прямо в смизерэмовскую клинику. Холеная молодая особа с нелюбезными манерами, восседавшая в приемной, заявила, что доктор Смизерэм занят с пациентом и никак не может нас принять. Весь остальной день он проведет с пациентами и вечер тоже.
— Ну а, скажем, через недельку, со вторника, этак в полночь?
Особа смерила меня укоризненным взглядом.
— А вы не ошиблись? Может, вам все-таки нужно отделение «Скорой помощи» при больнице?
— Не ошибся. Ник Чалмерс находится в вашей клинике?
— На подобные вопросы я не имею права отвечать.
— Могу я повидать миссис Смизерэм?
Особа ответила не сразу; сделала вид, будто разбирает бумаги.
— Сейчас узнаю. Как вы сказали, ваше имя, повторите, — снизошла она наконец.
Я назвал себя. Она открыла дверь, ведущую во внутренние покои, и оттуда донесся такой крик, что у меня волосы стали дыбом. Пронзительный бессловесный вопль, вопль муки и отчаяния.
Мы с Бетти посмотрели друг на друга.
— Это мог быть и Ник, — сказала девушка. — Что они с ним делают?
— Ничего. Здесь не подходящее место для вас.
— А где подходящее?
— Дома, с книжкой.
— Достоевского, что ли? — сказала она резко.
— Можно выбрать что-нибудь повеселее.
— Вроде «Маленьких женщин»[9]. Боюсь, что вы меня так и не поняли, мистер Арчер. И потом, оставьте этот отеческий тон.
— А как еще с вами разговаривать?
Дверь во внутренние покои распахнулась (на этот раз обошлось без криков), из нее вышли Мойра и регистраторша. На меня Мойра посмотрела удивленно, взгляд же, который она кинула на Бетти, был куда красноречивее. В нем разом отразились и зависть и презрение. Хоть ты и моложе, казалось, говорил этот взгляд, зато я крепче.
