Вдали от моря, в Пасадене, было настоящее пекло. На дороге перед домом миссис Свейн играли дети. Тратвелловский «кадиллак», стоявший у обочины, притягивал их как магнит.
На переднем сиденье, углубившись в деловые бумаги, восседал Тратвелл. Он встретил меня недовольным взглядом.
— Однако долго же вы ехали.
— Непредвиденная задержка. Да и потом, «кадиллак» мне не по карману.
— Ну а мне не по карману торчать здесь. Эта дама сказала, что будет в двенадцать.
Мои часы показывали половину первого.
— Миссис Свейн едет из Сан-Диего?
— Очевидно. Я буду ждать ее до часу — ни минутой дольше.
— Может, у миссис Свейн сломалась машина, она довольно допотопная. Будем надеяться, что ничего не случилось.
— Абсолютно уверен, что так оно и есть.
— Мне бы вашу уверенность. Человека, которого подозревают в убийстве ее дочери, видели вчера в Хемете. Вероятно, он направляется в краденой машине сюда, в Пасадену.
— О ком вы говорите?
— О ворюге Рэнди Шеперде. Он когда-то работал у миссис Свейн и ее мужа.
Тратвелла мое сообщение, похоже, нисколько не заинтересовало. Он демонстративно зашуршал бумагами. Насколько я мог судить, это были ксерокопии контрактов какой-то корпорации, именуемой «Смизерэмовским фондом».
Я спросил Тратвелла, что это за корпорация. Он игнорировал мой вопрос, даже глаз не поднял. Я рассвирепел, выскочил из машины и достал письма из багажника.
— Я вам не говорил, — сказал я небрежно, — что мне удалось разыскать письма?
— Письма Чалмерса? Сами знаете, что не говорили. Где вы их обнаружили?
— В квартире Ника.
— Нисколько не удивляюсь, — сказал он. — Дайте-ка сюда.
Я пристроился рядом с ним и передал ему конверт. Тратвелл открыл его.
— Господи, как эти письма напоминают о прошлом. Эстелла буквально жила ими. Первые, насколько я помню, были донельзя заурядные, но эпистолярный стиль Ларри совершенствовался день ото дня.
— Вы их читали?
— Кое-какие — да. Эстелла так гордилась своим доблестным сыном, что отвертеться удавалось далеко не всегда, — сказал Тратвелл с иронией. — Незадолго до смерти, уже полностью лишившись зрения, она, едва получив письмо, тут же призывала меня или мою жену читать ей вслух. Мы уговаривали ее нанять сиделку, но она и слушать не хотела. Эстелла была женщина замкнутая, с годами это усилилось. Основные тяготы по уходу за ней легли на плечи моей жены, — и добавил с горечью: — Мне не следовало этого допускать: она ведь была почти ребенком.
