На двери в лавке Бродмена красовалась полицейская печать. Я заглянул в запыленную витрину. Косые лучи вечернего солнца ложились на мебель и всякий брик-а-брак, припасенные Бродменом на черный день до того, как дни перестали для него существовать.
Тут я обнаружил, что прислушиваюсь к голосам, доносящимся из-за соседней двери: надрывный женский и пробивающийся сквозь него мужской — глуховатый и сердитый. Я направился туда и заглянул в окно закусочной. Мужчина в белом колпаке препирался через стойку с черноволосой женщиной, цеплявшейся за край стойки словно за уступ скалы, сорваться с которого означало бы смерть.
— Но они его убьют! — кричала она.
— И пусть. Он сам напросился.
— А как же я?
— Тебе будет только лучше.
Его глаза под белым колпаком были словно две щелки, залитые коричневой жидкостью. Вдруг они расширились — он увидел меня сквозь стекло двери. Я подергал ручку. Заперто.
Он помотал кудрявой головой и махнул мне — уходи. Рука его двигалась толчками, точно крыло семафора. Я указал на плакатик в витрине: «Открыто с 7 утра до полуночи». Он вышел из-за стойки, приоткрыл дверь и высунул нос наружу. Нос казался длиннее и острее, чем в первой половине дня.
— Извините, но закрыто. За углом на Главной улице есть очень хороший ресторан. — Тут он всмотрелся в меня внимательнее. — Вы что, полицейский? Я вас видел днем с мистером Гранадой.
— Я адвокат Уильям Гуннарсон. Нельзя ли мне поговорить с вами, мистер Донато?
— О моем брате я уже говорил с полицией.
Женщина почти навалилась ему на плечо. Она была молодой и хорошенькой, но ее лицо опухло и исказилось от горя. Запустив пальцы в спутанные блестящие волосы, она крикнула:
— Ничего ему не говори!
— Помолчи, Секундина. Ты дура. — Он обернулся ко мне, пытаясь справиться с обуревавшими его чувствами. По его щекам и лбу разбегались тени тревоги, точно трещины на засохшей глине. — Вы, значит, узнали, что полиция ищет моего брата. И предлагаете свои услуги?
— Вовсе нет. Я хотел бы поговорить о Бродмене, вашем соседе... вашем бывшем соседе.
Но Донато, казалось, меня не слышал.
— Мне адвокат не нужен. У меня нет денег платить адвокату. (Я понял, что он все еще продолжает свой спор с женщиной.) Будь у меня деньги, я бы сходил купить новую веревку покрепче и повесился.
— Врешь! — сказала она. — У тебя есть денежки в банке, а он твой единственный брат!
— А я — его единственный брат. Ну и что он сделал для меня?
— Он на тебя работал.
— Бил тарелки. Не протирал пол, а размазывал грязь. Но я ему платил. И ты не голодала.
