Жестокое счастье | страница 17



15. БЕЗ ВЫСТРЕЛА

В Таежный Слава Голубев поехал автобусом, В распадке каменистых сопок дымил заводскими трубами рабочий поселок. Когда автобус въехал на поселковую улицу, Голубев спросил у соседки: - Где у вас здесь стройка народного хозяйства? Женщина широко провела рукой: - У нас кругом стройки, какую надо? - На которой осужденные работают. - Химики?.. Так они по всем стройкам, а общежитие их - на следующей остановке надо выходить. Одноэтажное длинное здание... - Женщина скосила глаза на заклеенную пластырем скулу Голубева, затем смерила взглядом его дорожный штатский наряд. - Тоже отрабатывать по суду?.. - Нет, проверять, как работают, - улыбнулся Слава. На лице женщины появилось недоверчивое выражение: - А что химикам не работать? Оклады хорошие, знай не ленись. Общежитием обеспечивают, свиданки с родными разрешают, Можно и вообще семью сюда перевезти... Автобус резко затормозил, распахнул двери. Голубев вышел на остановку, увидел невдалеке одноэтажное длинное здание и зашагал к нему. Вспоминая только что состоявшийся разговор с попутчицей, подумал о том, как сильно укоренилось в обиходе насмешливое слово "химик", происшедшее оттого, что после указа, разрешающего заменять лишение свободы исправительно-трудовыми работами, первых осужденных, как правило, направляли на новостройки химической промышленности, где в ту пору не хватало рабочих рук. Много воды утекло с той поры. Давно уже выросли и окрепли химические гиганты, давно их коллективы укомплектованы кадровыми рабочими, а осужденных по указу, как и прежде, называют "химиками". Общежитие "химиков" представляло собой два длинных ряда комнат, разделенных прямолинейным широким коридором. В самом начале коридора Голубев прочитал табличку "Комната отдыха" и открыл дверь. В просторном помещении стоял большой бильярд, телевизор, несколько столов с подшивками газет и журналов. У открытого окна два коротко стриженных парня - видимо, недавно прибывшие из исправительно-трудовой колонии, - играли в шахматы. Один из них - худощавый, в полинялой маечке-безрукавке - вежливо ответил на приветствие Голубева, другой - богатырского сложения, с татуировкой "Нюра" на запястье левой рули - лишь мельком глянул в сторону Славы, прикусил толстую губу и мужественно стукнул по шахматной доске конем. Худощавый в ответ по-лисьи двинул пешку. - Гроссмейстер, вам - мат!.. - довольно потирая ладони, проговорил он и засмеялся. - Теперь сдаешься, Толян?.. Богатырь изумленно уставился в шахматную доску: - Дай перехожу... - Ты уже семь раз перехаживал. - Делать же нечего, пока бригадир придет... - Уговорил, с тебя пол-литра. - Худощавый передвинул пешку назад, повернулся к Голубеву: - Новенький или к бригадиру? - К бригадиру, - сказал Слава, усаживаясь на расшатанный стул. - Когда он появится? - Сказал, через минуту, а уже полчаса ждем. - Непыльно работаете. - А чо нам, молодым да красивым. - Каждый день так? - Нс-е, мы из командировки только что вернулись. Нарядики на завтра получим и пойдем баиньки. В комнату вошел широкоплечий молодой мужчина, комплекцией не уступающий "гроссмейстеру". Не обратив на Голубева ни малейшего внимания, он достал из кармана брюк пачку сложенных вдвое бланков, бесцеремонно выставил из-за стола шахматистов, сел и ученической шариковой ручкой стал заполнять наряды. За стеной забренчала гитара. Мужчина недовольно покосился на стену, словно сам себя спросил: - Как этот артист работал? - Нормально! - с бодрецой воскликнул худощавый шахматист. - В рюмку не заглядывал? - Стаканы предпочитал. - Почему не позвонил мне?.. Больше, Ушмотаин, никогда старшим в отъезд не поедешь! Худощавый жалобно сморщил лицо: - Вам, Евгений Павлович, легко строжиться что вы бригадир. А я - кто?.. Расконвоированный "химик". Наябедничаю начальству - темную схвачу. За стеной голос вдруг завел!