— Подозреваю, что это те же люди, с которыми враждовал мой отец, когда искал сокровище тамплиеров. А ты что думаешь, Луис?
— Да, возможно, они до сих пор занимаются поисками сокровища. Но уверенности у меня нет.
Мне вспомнился налет на мою квартиру, и до меня дошло, что у нас есть враги, следующие за нами по пятам. Но старик не из них.
— А сумасшедший? — поинтересовалась я. — Этот седовласый старик?
Луис покачал головой:
— Понятия не имею. Однако хватит болтать. Давайте откроем папку.
На твердой, как картон, обложке можно было с трудом прочитать: «Арнау д'Эстопинья». Папка была перевязана поблекшей розовой тесьмой, скрепленной в нескольких местах сургучными печатями. На печатях я сразу же узнала расплющенный крест храмовников, такой же формы и такого же размера, что и на моем кольце. Луис принес ножницы и осторожно начал перерезать тесьму, чтобы извлечь документы из папки. В ней лежали пожелтевшие листы, исписанные неровным почерком. Листы были пронумерованы, и Луис начал читать первый.
— «Я, Арнау д'Эстопинья, монах-сержант ордена храмовников, чувствуя, что силы мои иссякают и я скоро отдам душу Господу, сообщаю о моих делах в монастыре Поблет в январе тысяча триста двадцать восьмого года от Рождества Христова.
Ни пытки инквизиторов-доминиканцев, ни угрозы агентов короля Арагонского, ни прочие жестокости и увечья, нанесенные мне алчными и подлыми людьми, подозревавшими, что я располагаю определенными сведениями, не смогли вырвать у меня тайны, которую смерть унесет вместе со мной.
До сегодняшнего дня я выполнял обет, данный добрейшему магистру Храма королевств Арагона, Валенсии и Майорки брату Химено де Ленда и его наместнику брату Рамону Сагвардии. Однако если со смертью умрет и тайна, то мой обет останется невыполненным. Именно это беспокойство преследовало меня, а вовсе не желание рассказывать о моих реинкарнациях. Поэтому я просил брата Хоана Амануенсе спрятать рукопись истории моей жизни, и он торжественно поклялся сохранить доверенную ему тайну…»
Внезапно Луис перестал читать, хотя его взгляд не отрывался от рукописи.
— Это фальшивка! — воскликнул он и в смятении посмотрел на нас. — Для средневекового документа рукопись читается слишком легко. Как ты полагаешь, Ориоль?
Его кузен взял один из листов и, прочитав его, сказал:
— Это написано не ранее девятнадцатого века.
— Как ты узнал? — разочарованно спросила я.
— Рукопись написана на старокаталонском языке, но она не относится ни к тринадцатому веку, ни, разумеется, к более раннему времени. Кроме того, бумаге не более двухсот лет, а буквы выведены довольно хорошо обработанным металлическим пером.
