он является секретарем короля, дофина, герцогов Беррийского, Бургундского, Орлеанского; любит похвастаться своими связями перед знакомыми (а они раболепно ему отвечают: Ты, предпочитающий использовать свое влияние при дворе более для друзей, чем для себя самого). Одновременно он копит и церковные пребенды. А если он избрал безбрачие, то из одного только эгоизма:
ТЫ нас балуешь, Господи, аллилуйя! Ты освободил нас от ярма супружества, аллилуйя!
В письме кардиналу Амадею де Салюсу он говорит о себе как о человеке щедро одаренном, вплоть до пресыщения. У него полно книг, провианта на целый год, несколько домов, в достатке платья, лошадей, а произведений искусства даже в избытке. Он холост, у него несравненные друзья. Но пишет он все это для того, чтобы выпросить тучный бенефиций.
Гражданская жизнь осталась за Государем. Гуманисты часто служат ему, но всегда уступают ему бразды правления обществом. Они работают в тишине. Они хвастаются досугом, покоем, в котором они занимаются литературой — otium античной аристократии. Не стесняйся той замечательной и славной лени, которой всегда наслаждались великие умы, — пишет Николя де Кламанж Жану де Монтрей.
Для человека, изысканного и предающегося на досуге свободным штудиям, нет лучшего места, чем за городом. Так завершается движение, которое уводит интеллектуала за городские стены. Оно целиком и полностью соответствует экономической и социальной эволюции. Разбогатевшие буржуа и князья вкладывают свои капиталы в землю, возводят виллы или дворцы, скромность или роскошь которых зависит от их достатка. Академия флорентинских неоплатоников собирается на вилле Медичи в Кареджи.
Жан де Монтрей, Николя де Кламанж, Гонтье Коль владеют виллами, куда они удаляются для обретения досуга гуманиста. Жан де Монтрей хвалит тишину аббатства Шали, Николя де Кламанж — покой приорства Фонтэн-о-Буа. Здесь они вновь находят внутреннего человека св. Бернара, но теперь с помощью Цицерона и Горация. Покидая помпезность двора и шум городов, ты поселишься в деревне, ты возлюбишь одиночество, — пишет Жан де Монтрей.
А вот начало Пира религии Эразма:
Евсевий: Теперь, когда все зеленеет и радуется в полях, я дивлюсь тому, что есть люди, наслаждающиеся копотью городов.
Тимофей: Не все любят вид цветов и зеленеющих полей, ручьев и рек, а если и любят, то предпочитают им другое. Одно желание гонит другое, как клин клином вышибают.
Тимофей: Да, но не они одни, друг мой, и я думаю о бесчисленной толпе, вплоть до священников и монахов, которые, несомненно, из любви к барышам предпочитают жить в городах, да еще в самых многолюдных, следуя здесь мнению не Пифагора или Платона, но какого-то слепого нищего, коему сладостно находиться сдавленным в толпе, ибо, как он говорит, там, где есть народ, там есть чем поживиться.
