В то же мгновение над моей головой что-то затрещало. Обломилась ветка сосны. Послышался шум падения. Меня что-то сильно толкнуло. Одной рукой я успел ухватиться за корень сосны, другой схватил и удержал на самом краю обрыва чье-то тело, которое чуть было не увлекло меня за собой вниз.
— Если не ошибаюсь, господин профессор Жерар? Да, по-видимому, вам я обязан спасением.
Я был совершенно ошеломлен. Я узнал д-ра Грютли. Он потирал бок и многозначительно поглядывал на меня.
— Ну-с, что вы скажете об ирландских важных сеньорах? — проговорил он весело. — Ах, негодяйка!
— Что вы тут делаете? — сердито спросил я.
Он приложил палец к губам.
— Ш-ш! Тише, тише! Место не очень-то благоприятное для объяснений.
Он ощупывал все свое тело.
— Честное слово, меня точно исколотили.
— Я спрашиваю вас, что вы тут делаете в такой час?
— Я мог бы вам ответить: а вы сами? Но повторяю, здесь не место начинать дискуссию. Желаете уделить мне десять минут для беседы у вас в комнате или у меня?
— Я следую за вами.
— Пожалуйста, господин профессор, идите вперед. Право, я ничего плохого вам не сделаю, если пойду сзади.
Комната д-ра Грютли была рядом с моей. Там также было оставлено непотушенным электричество.
— Войдите, дорогой господин Жерар. Садитесь. Пожалуйста, будьте как дома.
Приглашение было сделано в таком тоне, что это только увеличило мое раздражение.
Доктор Грютли закрыл ставни. Подошел к двери и повернул ключ. Потом, прихрамывая и улыбаясь, подошел ко мне.
— Чтобы черт меня побрал! Я чуть не сломал ногу при этом глупом падении.
Он снял башмаки. Я увидал белый носок, который заметил на верхней койке каюты, когда мы ехали морем.
— Видите щиколотку. Завтра она посинеет, послезавтра станет черной. Я хотел бы, чтобы она опять стала розовой и чтобы прошла опухоль ко дню, в который должно исполниться пророчество Донегаля.
Он достал с полки бутылку и два стакана.
— Все это не должно нам мешать побеседовать за виски, не правда ли, господин Жерар, господин профессор Жерар?
Он как-то по-особенному упирал на слова и вдруг жирно расхохотался. Это был настоящий приступ, все тело его колыхалось от хохота.
— Господин Жерар! Ой-ой-ой! Господин профессор Жерар!
— Объясните вы мне, в чем дело? — сказал я наконец, встревоженный и взбешенный.
Придерживая обеими руками щиколотку, он продолжал хохотать и ужасно гримасничал.
— Ой-ой-ой! Как это вредно смеяться, когда больно, но как приятно! Ай-ай! Господин профессор Жерар, Фердинанд Жерар, не правда ли?
