– В некотором царстве, не в нашем государстве… – разглагольствовал кот.
– Эй! Привет! Помоги мне, пожалуйста!
Черныш скосил зеленый глаз на визитера и, не сбавляя прогулочного шага и не меняя тона, продолжил распевно говорить:
– …Жил богатырь, красавец и просто хороший парень… Как тебя зовут?
– Иван, – ответил Старшой, подстраиваясь под ритм ходьбы.
– Прелестно, просто полет мысли и пир разнообразия, – проворчал кот. – Пусть будет Иван. И вот пришел Иван к лукоморью, поклонился дубу зеленому, поглядел на цепь… Нравится?
– Что?
– Цепь, балда, – фыркнул прикованный зверь.
– Нет, – отмахнулся дембель.
– Может, тебе нужен дуб?
– Да на фиг мне твой дуб?! – вспылил Иван. – Я по делу.
– И пришел он не просто так, а по делу, – продолжил кот. – Не за цепью, не за дубом, а за… Зачем приперся?
Старшой поймал на себе настороженный взгляд.
– Совета спросить. Не знаешь, где можно добыть живой воды?
– Вот как? – удивился цепной мурлыка. – Ладно. И говорит Иван человеческим голосом: «Совета спросить. Не знаешь…»
Тут цепь снова натянулась, кот развернулся и запел:
Посею лебеду на берегу,
Посею лебеду на берегу,
Мою крупную рассадушку,
Мою крупную, зеленую.
Только, как я ни стараюсь, у меня
Вырастает лишь высока конопля,
Моя крепкая рассадушка,
Моя крепкая, зеленая.
Весь путь к противоположному концу кошачьей тропки Старшой мечтал о сне. Глаза слипались, пару раз парень зевнул так, что чуть не заработал вывих челюсти. Дело вроде бы не в скуке, которую навевала песня, просто Иван устал.
Зверь развернулся и сказал:
– «…Где можно добыть живой воды?». И стал Иван клевать носом на ходу, а кот смеется: «Эх, богатырь! Я же не простая мурка, а самый настоящий Баюн, потому и в сон тебя клонит». Удивился Иван и спрашивает… Спрашивай!
– А почему ты тут околачиваешься?
– Сам ты околачиваешься, – огрызнулся кот. – Я осужден богами на вечную охрану дуба. Прикован, приворожен, и нет мне покоя ни ясным днем, ни темной ночью. Иду направо – песни из меня лезут, налево – сказки говорю.
– За что осудили? – провыл зевающий Старшой.
– «А за то меня обрекли на вечные муки, – отвечает Баюн, – что усыплял всех подряд и кушал. Кого не мог сожрать, того понадкусывал. Сказали, что не по Правде жил. Ты, кстати, отдались от меня шагов на пять. Я хоть себя и сдерживаю, но того и гляди тебя сон сморит, а там уж я за себя не отвечаю».
Иван с вялой поспешностью отошел.
– Так вот… – продолжил было ученый котяра, но тут снова закончилась тропинка, и Старшой прослушал очередную порцию песенного творчества.
