– Добре, хлопцы! Работайте!
Что ты возьмешь с человека, еще не умудренного простым житейским опытом? Вся жизнь Саши Кумка умещалась в два незатейливых слова - гимназия и каторга. Конечно, и они человека многому учат, особенно если ему учиться хочется. Только не Кумка! Другой бы на его месте поостерегся, посмотрел, как старшие товарищи на непонятную угрозу среагируют, да и вообще бывают мгновения, когда лучше покурить в стороне, а не рваться в первые ряды, где всегда получаешь больше, чем остальные, - от карманных часов испуганного интеллигента и его бумажника до пуль, которых не жалеет полиция. А в революционное время, когда человеческая душа стоит не больше струйки пара из кипящего чайника, торопиться тем более не следует.
Но Саша Кумок сказал своим пулеметчикам «работайте» и сделал это по незнанию жизни с легкостью художника, накладывающего первый мазок на пока еще девственный холст.
Что ж, стрелять - тоже работа.
Пулеметчики сделали свой ход.
Пули отскакивали от странного существа, высекая из серой бугристой кожи радостные искры. Существо равнодушно и сосредоточенно двигалось дальше, не обращая внимания на маленькие неприятности, вроде визжащих в воздухе пуль. Развернувшись для атаки, оно все так же неторопливо двинулось на людей батьки Кумка. В воздух взлетела первая телега из нескольких десятков, предназначенных для экспроприированного добра. Взлетела вместе с парой шальных от возмущения и негодующе ржущих лошадей, грохнулась оземь, рассыпаясь в воздухе и разбрасывая окрест составлявшие ее детали, но она была только первой в начавшейся вакханалии, только первой!
– Шурик, мне страшно! - простонала из глубин тарантаса любовница, провинциальная трагическая актриса, уставшая жить ржаным хлебом, маргарином и ржавой воблой, а потому отдавшаяся атаману по любви к хорошей жизни. - Что это за урод? Откуда он?
– Брашпиль мне в глотку! - озадаченно сказал краском Павел Губин. - Это еще что за хрень? Осади, братки, осади! Это вам не бычков на привозе у торговок тырить!
И это доказывало, что не зря его в девятнадцать лет командовать людьми поставили. Разумную осторожность Губин сейчас проявлял, потому и принял решение - отойти, коли встретились с непонятной опасностью.
Впрочем, и полковник добровольческого отряда Глызотин был человеком опытным, в свое время под Мукденом оборону держал, в Маньчжурии японские цепи выкашивал, в первую мировую вместе с генералом Самсоновым на свой полк немецкий удар принял и стоял, не поморщившись и смятения не выказывая. Поэтому он и в данной ситуации не сплоховал. Еще раз перекрестившись, он повернулся к горнисту:
