– Ой, очнулся! Встать можешь? Может, к нам, в Иссад? Сейчас подвода пойдет.
– Не, робя. – Прохор через силу улыбнулся. – Я уж лучше домой. А за заботу – благодарствую.
Встал… Да тут же и повалился бы снова, коли б новые знакомцы не подхватили. Спасибо, довели до усадьбы, иначе так бы и сгинул, замерз бы ночью, место-то малолюдное. Вот огрели так огрели, собачьи дети. Интересно кто? Цыганистый или носатый? Так и не дознался Пронька. Оклемался скоро, сразу и пошел на введенскую сторону, с визитом – купил на «полпирога» сладостей, спросил у первого попавшегося, где изба бобыля Митьки, сына Терентьева, – показали, нашел. Ну и изба! Курная избенка! Черная, замшелая, в сугробе – внутри свету белого не видать, угарно, да еще и корова тут же, от морозов со двора заведена. Бедно! Ну, так ведь и сам Прошка не из богачей. Митька ему обрадовался, а уж девка – оказалось, сестра, правда, не родная, дальняя, Василиской звали – засуетилась у печки со щами, поставила на стол миску – кушай, гостюшка дорогой!
Пронька не стал отказываться – голоден был. Опростал миску в одну харю и не заметил, да и не наелся – не больно-то насытишься щами пустыми. Потом, правда, сконфузился, да, вспомнив, высыпал из котомки гостинцы – мед в сотах, сладкий жмых да морошку-ягоду, в лопуховых кореньях сваренную. Василиска попробовала.
– Вкусно!
Поболтали о том о сем. Митька грамотен оказался, много чего интересного рассказывал про святых старцев, да про древних князей, да про страны разные. Ну, грамотеи – то для Тихвина не невидаль.
– Вам бы на Расею податься. В Москву, во Владимир, в Суздаль, – оглядев избенку, покачал головой гость. – Там, слыхивал, грамотных людей мало.
– Ага, в Москву. – Василиска тихонько засмеялась. – Оттуда ж, наоборот, все бегут – неурожай страшный, говорят, голод будет.
Как вышли во двор прощаться, глянул Прошка на девку и понял – пропал. С тех пор частенько захаживал на Введенскую сторону. Правда, лихих людей пасся – до темноты не засиживался, девка девкой, а своя голова дорога тоже.
А бродок-то затоплен оказался. Хорошо, лодочник знакомый попался, на ту сторону перевез, к тоне введенской, к Иссаду. Поблагодарив лодочника, перекрестился Пронька на Введенскую церквушку, поклонился проходившим мимо монахиням да направился к знакомой избенке, где жили друзья – Митька Умник да Василиска, девушка с сияющими синью глазами. Вон, от дороги, первая изба – квасника Филофея, за ним – Василия Третье Око, тот из пашенных, а уж за его домом как раз и Митькина оградка притулилась… Что такое? Что-то много людей на дворе – введенские служки в темных кафтанах, стрельцы, даже седобородый старец с Большой Богородичной обители, помощник самого настоятеля – архимандрита – по судейским делам! Однако это что ж такое делается-то, а?
