Эти и похожие мысли обуревали меня, когда думал я с беспокойством о первой своей встрече с хоккеистами ЦСКА.
Сейчас, по прошествии многих лет, мне уже трудно вспомнить в деталях, в частностях те чувства, которые я испытывал, принимая эту команду. Трудно рассказать о тех мыслях, которые тревожили, лишали покоя и сна.
Я шел на встречу с хоккеистами команды, которая имеет по истине уникальные спортивные достижения и столь же необычно богатые традиции.
Тренеру, работавшему прежде с коллективом другого уровня, с командой, перед которой ставились иные, безусловно, не столь высокие задачи, нужно было психологически перестраиваться. Мне теперь предстояло определять не только те методы, формы и средства работы, которые годятся для более классной команды, но и находить, устанавливать – сначала для себя – те принципиальные требования, те направления работы, какие позволят ЦСКА, а вместе с тем и сборной СССР, соответствовать времени, оставаться лидерами не только отечественного, но и мирового хоккея.
Прежде всего надо было мгновенно сориентироваться в том наследстве, что досталось мне от моих предшественников, определить, что следует взять из опыта работы Тарасова, Кулагина, Локтева, возглавлявших ЦСКА на протяжении четверти века. Опыт жизни, и спортивной в частности, показывает, как легко утрачиваются традиции и как медленно накапливаются и восстанавливаются они. А традиции, верность им определяют во многом душевное здоровье команды, ее спортивные достижения.
Нетрудно понять, что речь идет о традициях в самом высоком значении слова, а не о дурных привычках, которыми порой обладают не только отдельные люди, но и целые коллективы.
Что сохранить из опыта моих предшественников? И вместе с тем что привнести в жизнь команды ЦСКА из собственного опыта?
Это был сложный и мучительный период. Ошибаться я не имел права. Потерять команду ЦСКА – значит нанести советскому хоккею удар, оправиться от которого будет трудно. Вот почему я должен был сразу, без прикидок и черновых набросков, определить те стратегические линии моей работы, следовать которым нужно будет не дни и недели, но годы.
С благодарностью вспоминал трудную работу с «экспериментальной» сборной, которая дала мне возможность познакомиться с хоккеистами ЦСКА: в общей сложности мы тогда работали вместе более двух месяцев.
Лето 1977 года было, несомненно, самым тяжелым и нервным периодом моей жизни.
Внутренняя психологическая перестройка, в чем-то даже ломка, критический пересмотр собственного опыта – удел не только спортсмена, переходящего в новую для него команду, но и тренера. Только в этом случае нужна еще и поправка на меру ответственности. Неудача спортсмена – не сложившаяся спортивная судьба одного игрока. Неудача тренера – крах команды, двух с лишним десятков игроков.
