Ополчение требовало строгой организации, и наш атаман ее создал, распределив вольных казаков по шести взводам. Однако как бы вдруг, совсем для нас неожиданно, образовался личный конвой. Личный конвой Н.И.Ашинова из осетинов! Взводы, учения, стрельба в цель, знаменщик, барабанщик, ну, наконец, даже ординарец или адьютант – все это было понятно и приемлемо! Но личный конвой, драбанты-телохранители?!
У нас вошло в обыкновение сходиться вечерами у Ашиновых. Я говорю про некоторых из «интеллигентного меньшинства», то есть о нас с Михаилом Пан., отставном поручике 14-го Олонецкого полка Павле Михолапове, капитане Нестерове, двух московских студентах, бросивших университет ради колонии, похожих друг на друга, как близнецы, да и по фамилиям почти неразличимых – Ананьев и Ананьин. Вот такой компанией мы часто сумерничали у Ашиновых или прогуливались по морскому берегу, беседуя и поглядывая на звезды.
Возникновение личного конвоя сильно озадачило нашу компанию. Правда, не всю, исключая хотя бы капитана, каковой находил это вполне естественным, по штату полагающимся атаману. Михаил Пан., всегда чуждый политеса, да и не считавший, что политес нужен в отношениях равных с равным, Михаил Пан. напрямик высказал Н.И.Ашинову наше недоумение.
– А знаете ли вы, что за господин являлся недавно из Обока? – вопросом отвечал Н.И.Ашинов. Мы мельком видели негоцианта, он ненадолго заглядывал к нам. – А это был, – угрюмо усмехнулся Н.И.Ашинов, – шпион от французских властей!
Михаил Пан.: Гм, откуда известно?
Н.И.Ашинов: В Обоке есть верный человек.
Михаил Пан.: Допустим. Но тогда выходит, что вы ведете сношения с людьми, о которых знаете только вы?
Н.И.Ашинов: Что ж худого? Неужели жить, как слепым котятам?
Я: Вот как раз потому-то, что мы не желаем так жить, мы и не желаем, чтобы было нечто, известное вам одному и неизвестное никому из нас.
Н.И.Ашинов: Бывают тайны, необходимые для общего блага.
Михаил Пан.: Но где ж предел тайного и явного? Вы, ради бога, не думайте, не бабье любопытство, а принцип, на котором стоять Новой Москве.
Н.И.Ашинов: Ох, «принцип, принцип»! Позвольте попросту: принципы, знаю, очень хороши, да только всякому практическому деятелю приходится глядеть не под углом зрения принципов, а под углом зрения потребностей…
Разговор, и до того раздраженный, принял характер почти ожесточенный, ибо мы впервые столкнулись с откровенным высказыванием нашего атамана на тему морали и политики. Это высказывание, в сущности, укладывалось в формулу: мораль – вне политики, а политика – вне морали. Но в таком случае все, ради чего Новая Москва… Нет, в ту пору ни Михаил Пан., ни я еще не могли, не смели мыслить до конца. Это было непосильно, это было слишком ужасно, страшно.
