Вечера в Колмове. Из записок Усольцева. И перед взором твоим... | страница 121
Итак, мы стали обсуждать, что делать, как быть.
До нашей земли обетованной было еще неблизко, но, разумеется, канонерка могла преодолеть это расстояние, не отставая от «Амфитриты». Капитан Нестеров, наш военный человек, высказался так: под огнем неприятеля высадка невозможна, однако вместе с тем невозможно и уступить наглым притязаниям итальянцев. Не очень-то, правда, логично, но в общем-то верно. Заговорила потом Софья Ивановна, лицо и шея у нее покрылись пунцовыми пятнами волнения, она предлагала воззвать к европейскому общественному мнению, которое не может не сочувствовать делу русской свободы. Ее проект был бы хорош, если бы мы не находились у африканских берегов и если бы капитан «Амфитриты» согласился торчать в Суакине до тех пор, пока Европа отзовется. Шавкуц Джайранов стоя (характерная особенность: Джайранов и осетины, подчеркивая старшинство Н.И.Ашинова, никогда не садились в его присутствии) вдруг предположил, что итальянец, может быть, и не собирается нападать, а только стращает. Николай Иванович, хмуро, но вместе и по обыкновению ласково улыбнувшись джигиту, отверг его догадку, ссылаясь на свое знание повадок европейских хищников. Мы с Михаилом Пан. опять было завели речь о том, что настоящий вопрос не может решаться узким кругом, а должен решаться на миру, на общем сходе… Н.И.Ашинов слушал без возражений, похаживая по своей всегдашней привычке из угла в угол: он всегда расхаживал как-то очень плавно и мягко, в его походке чуялось мне что-то… Тогда, правда, я еще не мог определить, что же именно… Н.И.Ашинов ничего нам не ответил, а вдруг предложил всем подождать его, не расходиться – и вышел из каюты. Мы остались и ждали его в молчаливом недоумении. Опять-таки замечу в скобках: все, кроме Джайранова, который тотчас неслышно снялся с места и тенью последовал за атаманом, а мы переглянулись с полуулыбкой – эта преданность горца казалась умилительной.
Дело заключалось в том, что Н.И.Ашинов пошел к капитану парохода, который, нужно сказать, сильно симпатизировал нашему вольному казачеству, как, впрочем, и вся его команда: «Амфитрита» принадлежала австрийскому Ллойду, и ее экипаж составляли наши соплеменники – славяне. Минувшая война с турками оживила давние симпатии славянства к русским, и вот мы пользовались родственным дружелюбием. И хотя капитан парохода сознавал преимущества пушек перед международным правом, он все же обещал что-то придумать.
Едва упала ночь, да такая, что ни зги, «Амфитрита» стала выходить из порта. На канонерке как будто бы не угадывалось никакого движения. План капитана был в том, чтобы улизнуть от итальянцев, потому-то мы и снялись с якоря на сутки раньше срока.