Никольский неодобрительно поднял палец, но глаза за стеклышками пенсне улыбались.
– Ваш возраст?
Вдова трубача ответила не слишком громко:
– Сорок.
Никольский черкнул перышком в бланке для допросов.
– Госпожа Горбаконь, – привычной официальной скороговоркой посыпал прокурор, – вам предъявляется лицо, называющее себя отставным поручиком Поливановым. Признаете ли вы его за того человека, который снимал комнату в вашей квартире?
– Да, он самый.
– Что вы имеете рассказать относительно образа жизни лица, называющего себя отставным поручиком Поливановым?
Вдова так и загарцевала:
– Очень даже многое могу, господа, очень даже многое. Поливанов занял у меня комнату под номером один. Хорошо помню, приехал почти без вещей…
– Но какие-нибудь вещи были? – спросил Добржинский, обмениваясь с Никольским быстрым взглядом.
– Да так, господа, пустое, и вещами-то нельзя назвать. Подушка, картонка. Пустое. Нет, вот еще, помню, чемодан был.
– Какой чемодан? – насторожился Никольский.
– А небольшой такой, дешевенький, в черном парусиновом чехле.
Добржииский наклонился к подполковнику:
– Чемодан давно был.
Он произнес это так, чтобы «поручик» слышал и понял: версия о знакомом, который вручил ему осенью чемодан с динамитом, рухнула.
– Уходил он всегда рано, часов в девять, а возвращался нередко в полночь, – балабонила Горбаконь. – И всегда один. Бывали у него какие-то люди, но чрезвычайно скрытно. А как вернется, господа, так сейчас это дверь на запор щелк-щелк, и ни звука. Что он там делал, бог весть. Подойду – ни шума, ни шелеста, ни стука, ну ровно ничего, ей-богу. Вот, думаю…
– Ай-ай-ай, – заметил арестованный, – трубачиха, а подслушивала!
Мария Ивановна горделиво колыхнулась:
– А я ваши попреки, сударь, знать не желаю.
– Господин Поливанов, – рассердился прокурор, – прошу вас молчать. В противном случае мы удалим вас.
Свидетельница пустилась еще бойчее:
– Иногда оставался он, господа, до полудня. И всякий раз, заметьте, когда полы мыть. Все прочие жильцы уходили, а он никогда. Будто у меня не порядочный дом – украсть могут. А и украсть-то у них нечего, ежели и покусится прислуга. Даже вот потребуются ему папиросы, так он что же? Он, господа, чуть дверь приотворит, сунет Матрене деньги и опять щелк-щелк. Очень скрытный господин, пятый год сдаю комнаты, а таких не видела.
– Хорошо-с, Мария Ивановна, хорошо-с. А вот что: не получал ли ваш жилец письма, денежные повестки?
– Никогда и ничего, – замотала головой вдова трубача. – Да и откуда эдаким-то получать?!
