В другой толстой папке находились личные карточки, заполненные принятыми кандидатами. Карточки были очень подробными: в них фигурировали не только фамилии, имена, адреса, даты рождения, но и краткие автобиографии, послужные списки, антропометрические данные, включая рост, вес, цвет волос и глаз – словом, все, кроме отпечатков пальцев. Справа наверху была ячейка с надписью от руки: "Поступившие шестнадцатого или восемнадцатого и так далее". Сегодня было семнадцатое ноября. Значит, речь шла о тех, кого приняли в этом месяце с учетом следующей недели. Я нашел список лиц, принятых с завтрашнего дня, а фактически даже с сегодняшнего, потому что уже был час ночи.
– Любопытно, – заметил Граццеллони, – здесь только пары. Что вы будете делать?
– Я тоже приду с женщиной, и я знаю, с кем.
– Вы очень рискуете, Тарпон, так как можете нарваться на Каспера или на кого-нибудь еще, кто может узнать вас. Вы отдаете себе отчет?
– Оставьте меня в покое, – проворчал я.
Я был зол на весь мир.
Некоторое время спустя мы все убрали на место и вышли из помещения, не оставив следов своего пребывания. Наш выбор пал на чету из Версаля, принятую завтрашним числом. Мы прибыли в Версаль в два часа тридцать минут утра.
Мы долго звонили в дверь, а потом долго вели переговоры через открытую дверь, и Шоффару пришлось предъявить им свое удостоверение, чтобы они нас впустили.
Накануне вечером у них были гости: в гостиной стояли несколько пепельниц с окурками и грязные стаканы. Повсюду были разбросаны пластинки. Скатерть была залита вином, и на ней остались крошки. В крови хозяев было минимум десять граммов алкоголя, поэтому первой проблемой, с которой мы столкнулись, была проблема простого понимания.
Второй проблемой была финансовая сторона дела. Они внесли две тысячи франков в качестве аванса своего пребывания в общине. Сопровождавшие меня полицейские оказались почти без денег. Мне пришлось отдать тысячу пятьсот франков, которые я взял в квартире Альбера Переса, и еще пятьсот франков, конфискованных у типа со спущенными кальсонами.
Но перед этим мы столкнулись с другой, более серьезной проблемой, которая едва не привела к краху весь наш замысел. Супруги наотрез отказались сотрудничать с полицией. В наши дни подобное поведение встречается все чаще и чаще в различных слоях общества. Я никого не осуждаю, это право каждого. Супруги, о которых идет речь, мадам и месье Блондо, к счастью, разделяли крайне правые взгляды, и их сомнение носило реакционный характер, о чем свидетельствовала лежавшая на столике еженедельная газета "Минют". В какой-то момент переговоры между представителями сил порядка и супругами Блондо зашли в тупик, и тогда я просто взял в руку маленький и грязный орган Бриньо (я имею в виду его печатный орган "Минют") и заявил, что счастлив встретить людей, которые получают удовольствие от Бриньо. Я сказал, что испытываю то же самое. Чтобы придать своим словам больше убедительности, я потряс в воздухе грязной, залитой вином газетенкой и таким образом установил климат доверия. Я дал им понять, что секретная миссия, порученная мне и моим коллегам, будет иметь политические последствия, очень приятные для людей, умеющих получать наслаждение от Бриньо. Подключившийся к игре Шоффар стал обращаться ко мне: "Мон Колонель"
