– Ни за что!
– Так будет лучше. У вас не найдется, случайно, бритвы?
Она быстро направилась в ванную комнату, так что я едва поспевал за ней.
– Это гарантия нашей жизни, Тарпон, неужели вам не понятно, черт возьми!
– Если все действительно обстоит так, как вы предполагаете, то это вызовет лишь небольшой скандал... Нет, я не намерен на всю жизнь приклеить к себе "хвост" легавых или какой-либо другой... Я напишу, но не в газету, а адвокату, который вскроет конверт в случае, если со мной что-либо случится. Понятно?
В ванной был беспорядок. Из корзины торчало грязное белье. Шарлотт положила на край раковины лезвие "Жилетт" и тюбик с кремом для бритья. Я пустил теплую воду и намочил щеки.
– Это вещи вашего мужа?
– Да!
– Вчера вечером, когда я пришел, вы брызнули мне в лицо водой. Почему вы это сделали?
– У вас был очень странный вид.
– Я хотел вас... изнасиловать.
– Что?
Я намазал лицо кремом для бритья и смотрел на себя в зеркало.
– Это было скорее неосознанное желание, – продолжал я. – Вероятно, оттого что я видел за вечер двух убитых, да и меня дважды пытались убить.
– Очень любезно с вашей стороны, что вы подумали обо мне, – заметила Шарлотт.
– Я вам сказал, что это была неосознанная мысль.
Закончив бриться и умывшись, я вернулся в комнату.
Шарлотт стояла у окна спиной ко мне. Я сел на кровать и проверил оружие. В обойме "кольта" оставалось три патрона и четыре – в пистолете Мадрье. Я снял глушитель, чтобы удобнее было носить пистолет. Надев разорванный пиджак поверх рваной сорочки в кровяных пятнах, я взял в руку полупальто, которое выглядело ненамного лучше.
– Подождите, – сказала Шарлотт.
Она открыла дверцу платяного шкафа и сняла с вешалки куртку-дубленку. Я надел ее. Она мне очень шла.
– Это куртка Ника, – сообщила Шарлотт.
– Спасибо. Я верну ее. А где Ник?
Она пожала плечами. Я выудил все из карманов моего полупальто и пиджака.
– Взгляните.
Я протянул Шарлотт фотоснимок, который мне прислала Марта Пиго. Она внимательно изучила его, прочитала текст на обороте и вернула мне снимок.
– Что это за форма?
– Во время войны такую форму носила милиция. – Я убрал снимок. – Спасибо за все. До свидания. – Она не ответила. – Вы сердитесь на меня из-за газет?
– Да.
– Послушайте, Шарлотт, я не могу начать кампанию в прессе, если даже не знаю... если вообще ничего не знаю. Это называется сжечь корабли. Я родом из крестьян, моя милая, поэтому ничего не сжигаю.
– Ладно, идите. Отваливайте.
– Могу прожить без вашего уважения, – заявил я и ушел, бесшумно закрыв за собою дверь.
