Она покачала головой и поставила передо мной сахарницу. Я отказался, а она положила сахар в свою чашку. Мы больше не говорили, и она сердито смотрела в чашку на свой кофе.
– Я убил этого комиссара, – вздохнул я. – Вчера вечером я убил комиссара Антонена Мадрье.
– Я вас ни о чем не спрашиваю, – заметила Шарлотт.
Мало-помалу я ей обо всем рассказал.
Мы выпили еще по чашке кофе. Приблизительно в середине моего рассказа она предложила мне перцовой водки, я согласился, и она налила две рюмки.
Она слушала меня внимательно, время от времени задавая здравомысленные вопросы. Я был не очень доволен собой, вернее тем, что рассказываю ей такую жуткую историю, но мне было приятно, что она меня слушает.
– Зачем вы уронили на него шкаф? – спросила она.
– Чтобы отвлечь его. В этот момент он как раз хотел убить меня, а "кольт" оказался как нельзя кстати. Хотя он убил бы меня в любом случае, потому что он пришел именно с этой целью. Он специально выстрелил в стену из "кольта", чтобы доказать, что я первым открыл стрельбу и что он убил меня из самообороны. Впрочем, его план великолепно сработал, – добавил я, указывая на лежавшие на матрасе газеты, – Разумеется, не считая того, что он мертв.
Шарлотт прыснула. Я посмотрел на нее с некоторым раздражением.
– Ваш комиссар Мадрье – настоящий кретин.
– Вы полагаете? Можно подумать, что я не по уши в дерьме.
– Тем не менее, – сказала Шарлотт, – он действительно кретин. Мир его праху. – Она снова прыснула и снова вызвала мое раздражение. – Ему следовало пристрелить вас, как только вы вошли. Он мог продырявить стену после этого.
Я смотрел на нее с удивлением и с немного отвисшей нижней челюстью. Плутовка продолжала между тем смеяться. Внезапно она вздохнула и направилась к проигрывателю. Перебирая пластинки, она бросала на меня ядовитые взгляды и время от времени прыскала от смеха.
– Какую музыку вам поставить, старина? Я очень сожалею, но у меня нет аккордеона.
– Я не люблю аккордеон. Мы не могли бы пять минут посидеть без музыки?
– Это трудно, – возразила Шарлотт.
– Я пойду в полицию, – заявил я. – Больше мне ничего не остается.
– Если вы туда пойдете, вас упекут.
Она прошла в ванную комнату и тотчас вернулась с моей одеждой, "кольтом" и пистолетом.
– Я объясню, что невиновен. Постараюсь доказать.
– Черта с два! – воскликнула Шарлотт. Она обожает грубые выражения, которые часто меня шокируют. – Сейчас вам не поверит ни один легавый. Кроме того, Тарпон, опухоль дала метастазы.
