Фикс читал ее новое послание, сдерживаясь изо всех сил:
– «Вы мужчина хоть? Куда там! Где стоит мой шалаш, вас ждет несчастье. Подведу вас под конец, и делу венец».
«Сейчас он ее пристрелит». – Дэвид зажмурился.
– Павлик, ты не отнесешь это моему другу? – услышал он голос Йонинга.
Он открыл глаза и увидел, как павлин берет из рук доктора записку. И этот туда же!
Разъяренный Фикс раздумывал, чем ответить ведьме, когда перед ним остановился посланец доктора. Детектив взял у него из клюва записку и прочел:
– «Фикс! С вашей бесталанностью вы могла бы еще более недостойно проводить время. Мне, кажется, вы созданы для этой дыры. – Неуважающий вас Йонинг».
Это беднягу доконало. Услышать такое от лучшего друга! Сегодня все словно сговорились уязвить его побольше. Но почему? Чем он заслужил несправедливые слова? Карьера его безупречна, даже с убийцами и отъявленными мерзавцами он обращался как с джентльменами, никогда не унижал их человеческие достоинства. А как обращаются с ним! Ладно бы эта ведьма, не драться же с ней в самом деле, но Йонинг!
– Дуэль!
Англичане, надо вам сказать, весьма щепетильны в вопросах чести, и Фикс не был исключением. Он принял горькое, но единственно возможное решение:
– Йонинг, я буду с вами драться!
Толстяк доктор нащупал ногами стул и, отдуваясь, начал сползать вниз, увлекая за собой скатерть.
– Вы хотите сказать, что не хуже меня владеете стетоскопом? – попробовал он отшутиться.
– Стетоскопом? – невесело улыбнулся Фикс. – О нет, мои намерения, смею вас заверить, куда более серьезны.
Он развязал узелок с оружием, изъятым у близнецов.
– Мы будем драться на рогатках!
– На чем?
– На рогатках!
Фикс отмерил десять шагов и с размаху всадил в пол два столовых ножа, обозначив барьеры. Рукоятки ножей он повязал бантами, желтым и зеленым.
– По счету «три» начинаем медленно сходиться. Стрелять будем без предупреждения. Промахнувшийся теряет право на повторный выстрел.
Фикс передал доктору – через своего секунданта Дэвида – рогатку Такли, а себе взял рогатку Сякли. Инициалы братьев были вырезаны на деревянных ручках.
Доктор так внимательно разглядывал рогатку, будто ждал от нее объяснений странного поведения своего приятеля.
– Фикс, я ничего не понимаю. Неужели записка, в которой выражено мое глубочайшее уважение к нашим талантам, могла чем-то оскорбить вас?
– Глубочайшее уважение? Нет, как тебе это нравится? – повернулся сыщик к Дэвиду.
Между тем павлин, секундант доктора, подносил боеприпасы: все более или менее круглое, твердое, размером с грецкий орех, – короче, все, что осталось от еды.
