Брат Макарий высунул из-под капюшона нос, украшенный бородавкой. Купец ничего не понимал. Кто-то из толпы начал объяснять купцу на его родном языке. Перепуганный турок схватился за голову и начал биться о прилавок. Квестарь только того и ждал. С милой улыбкой он попытался вернуть взятые лакомства и положить обратно туда, где они лежали. Увидев это, купец стал изрыгать ругательства на своем чертовском наречии, приказал ему уходить со всем взятым прочь и, схватив палку, не подпускал квестаря к прилавку ни на шаг. Брат Макарий, не имея никакого намерения скандалить, конечно, отступил. Он упрятал сладости в мешок и, кусая сладкий фрукт, мягкий и сочный, двинулся дальше. Толпа расступилась, и квестарь спокойно вышел. Лишь позади раздался гул, в котором слышался ужас и отвращение.
Было самое подходящее время закусить: солнце стояло высоко, а пустой желудок напоминал о себе. Поэтому брат Макарий направился на Братскую улицу в один отменный кабачок, где он не раз мочил усы в прекрасном венгерском. Легко, по-юношески сбежал он вниз по ступенькам кабачка и, поздоровавшись, уселся в темном уголке.
Посетителям прислуживала ловкая и расторопная Маргося, дочка хозяина заведения, немца, пана Майера, девица кровь с молоком. Она лишь посмеивалась, если кто-нибудь из посетителей пробовал ее ущипнуть. Кабачок потому всегда был полон, а кошелек хозяина все больше разбухал. Кого привлекали в кабачок прелести Маргоси, а кого – пользовавшиеся заслуженной славой вина и мед, которыми угощал немец. В кабачке стоял невыразимый шум: одни хотели промочить горло, другие под стук кружек обделывали свои дела.
Когда Маргося подошла к квестарю, тот привлек ее к себе и шепнул на ухо такое, от чего та зарделась, а потом скрылась с ласковой улыбкой, и вмиг полный жбан вина стоял перед братом Макарием. В награду он достал из своего мешка басурманское лакомство и преподнес его ветренице, которая тут же сгрызла его, как белка. При этом она так мило и беспечно смеялась, что брат Макарий почувствовал, как у него защемило под ложечкой. Он постарался поскорее вызвать в своем воображении адовы муки и увидел их так наглядно, что его даже в жар бросило. Долго еще ощущал он какое-то смутное желание, поэтому ему пришлось сурово отчитать себя:
– Ах, брат Макарий, брат Макарий! Не видеть тебе больше дна в бочке, и будешь ты пить лишь воду, закусывая кореньями, и замерзнешь ты пред вратами небесными.
А красавица, зная цену своим прелестям, кокетничала с ним: то как бы случайно бедром его заденет, то озорно прижмет к его щеке упругую грудь. Брат Макарий крутился, как подсолнечник за солнцем, и пил вино без особого удовольствия: оно показалось ему невкусным и даже отдавало уксусом. Но когда он лихо ухватил Маргосю за ногу, та прыснула ему в лицо, повернулась юлой и, вспорхнув, как птичка, скрылась в глубине кабака, только ее и видели. Вот тут-то брат Макарий сразу почувствовал, что у него во рту пересохло, в горле першит, а в желудке пусто. Отставив кубок, он приложился к кувшину и не выпускал до тех пор, пока там не осталось ни капли. Затем отер губы тыльной стороной руки и, повеселев, осмотрелся кругом.
