Через несколько метров вверх по морене обнаружили подо льдом труп солдата, на спине которого просматривался вещевой мешок. Когда солдата отрыли, то мы увидели хорошо сохранившийся боезапас и полные парикмахерские принадлежности: бритву, мыльницу, машинку для стрижки волос и записную книжку, разобрать в которой ничего нельзя. На маленькой баночке надпись: “Андронов”.
Не будем описывать других подробностей – это было бы слишком жестоко, как жестока сама воина, приведшая к гибели этих людей. Скажем только, что поиски на леднике продолжались два дня и что были найдены еще два комсомольских билета. Все документы были немедленно отправлены на экспертизу в краевое Управление охраны общественного порядка.
В тот первый день на леднике дул холодный сильный ветер, временами со снегом, и солдаты – саперы из команды майора Максимова – опустили на уши края пилоток. У каждого из них на пилотке обнажились иголки с нитками, обернутые восьмеркой. Запомнилась эта деталь потому, что вскоре один из солдат нашел полуистлевшую пилотку с ржавой иголкой и ниткой, обернутой вокруг нее восьмеркой.
– Подумать только, – сказал солдат своему товарищу, – когда он погиб, я еще только родился...
К концу второго дня все останки погибших воинов вынесли через хребет на поляну, где была наша первая ночевка. Туда уже могли прийти лошади, на которых наш скорбный груз был спущен в Аксаутскую долину, а оттуда на машинах – в станицу Зеленчукскую.
Тогда же военными специалистами во главе с генерал-майором Танасевским и медицинскими экспертами с главным экспертом профессором Литваком был составлен акт результатах работы специальной комиссии.
Внизу, в долине, где стояли машины, было в те дни тихо и солнечно. Опадали листья с берез и ольхи, обнажались рябины, рдея тяжелыми кистями ягод. По склонам гор паслись отары овец, колхозные лошади щипали желтеющую траву. Если бы не то, что мы увозили в кузовах машин, да не отголоски тяжелых взрывов, доносящихся с хребта Оборонного – там команда саперов уничтожала мины и снаряды – нельзя было бы даже думать о войне. Но теперь о ней думалось. И думалось еще о том, что люди, конечно, смертны. Они могут умереть или погибнуть, но после них обязательно остаются их дела. И оттого, каковы эти дела, зависит память о людях. Эта память может воспитывать в живущих мужество и благородство или быть такой, что ее не захочется ворошить.
Тех, кого мы хоронили в станице Зеленчукской вечером первого октября, люди будут вспоминать вечно.
