– Раздевайтесь, милочка. Приступим к просмотру номера! – потребовал артист, усаживаясь за клавиши, и, видя, что посетительница замялась, взял первые аккорды. – Расслабьтесь и постарайтесь получить максимум удовольствия! Только, я умоляю вас, учтите, что здесь не английский стриптиз, когда джентльмен медленно ослабляет узел галстука. Побольше экспрессии, моя душечка!
Даме ничего не оставалось делать, как, встав у стойки, начать понемногу вертеть полнеющим задом, изображая пламенную страсть. Вслед за убыстряющейся музыкой она тоже была вынуждена ускорить свой танец и, подчиняясь команде требовательного работодателя, начать раздеваться. К величайшему разочарованию господина Касторского, стриптиз далее скидывания платья не пошел. Все прелести незнакомки так и остались скрытыми под вылинявшими панталонами и бронекорсетом, скрывавшим довольно волосатую грудь.
– Послушайте, милочка, мне кажется, что вам мала обувь. Таки зачем вы не сымете свои штиблеты? Или у вас будут совсем кривые ноги? – поинтересовался Буба у экзаменуемой, но та сразу же нашлась, заявив, что туфли, и правда, на пару размеров меньше. Только все это – тяжкое наследство от прежней службы и семейной жизни. На работе, дескать, был грубиян-хозяин. Недавно сбежавший муж – тоже порядочный хам. Так что единственная радость в жизни была, вернувшись домой, снять туфли.
Мадмуазель скинула обувь, но от этого ни грудь, ни ноги не выправились.
Маэстро был крайне раздосадован. Кроме того, его эстетические чувства были затронуты небритыми ногами сударыни, покрытыми густым слоем кучерявой шерсти. Да и танцевала она, честно сказать, неважно.
Бубе наскучило это действо, и, хлопнув крышкой пианино, артист направился к выходу.
– Можете одеваться, – бросил он на прощание, – к сожалению, наш театр еще не дорос до вашего творчества. Я, право, весьма сожалею, мадмуазель! Кстати, а потертость на вашем правом плече – это, случаем, не от приклада трехлинейки? Что вы говорите? От скрипки? Просто замечательно! А я-то уж подумал…
Когда господин Касторский уже выходил в коридор, до него донеслось: “А я еще на счетах работать умею… И с арифмометром тоже!”
“Более ж мой! Да неужели она посмела принять меня за бухгалтера?” – переживал очередное разочарование великий артист…
* * *
– Глаза! Глаза!
Визг Безродного оторвал Соловца от составления квартального отчета по итогам работы отдела, где процент раскрываемости составлял сто сорок процентов.
