Дубовая дверь во внутренний двор была заперта. Грессер навалился на нее всей тяжестью своего грузного тела и с острой тоской понял - не выбить, не открыть. Сверху топала сапогами погоня.
Чумыш со всей силой ударил плечом в дверь цокольного этажа, и она распахнулась. Бросились в нее. Теперь вел кондуктор. Подвальные шхеры он знал лучше всех. Ступеньки. Поворот. Еще ступеньки. Железная дверь с корабельными задрайками. В мгновение ока сбили стальные клинья - ржавый визг, затхлая темень, спасательная броня пожарной двери. Задраились. Дышали тяжело и часто. Механик чиркнул о стену спичку, посветил вокруг, и все с замиранием сердца оглядели глухие своды каменного мешка. Повсюду громоздились связки старых бумаг, дел, папок...
С той стороны рвали задрайки. Цокнула пуля - кто-то сгоряча попробовал прострелить железную дверь. До них донеслись голоса:
- Дыму бы подпустить. Враз бы вылезли.
- Бонбу под замок, и вся недолга.
- А пущай сидят! Часового поставить - и что твои "Кресты".
Спичка давно погасла, тьма стала еще гуще. Грессер отыскал плечи Вадима и слегка сжал их, прислушиваясь к голосам за дверью. Павлов дышал, как загнанная лошадь.
- Ваше благородие, дайте-ка мне спички, - обратился Чумыш к механику.
- Куда ж ты нас, старый черт, завел?! - задыхаясь, спросил Павлов.
- Вы меня зазря не чертите! Как завел, так и выведу. Ни одна крыса того не знает, что Чумышу ведомо. Спички дайте! - уже не попросил, а потребовал кондуктор. Полупустой коробок прогремел в темноте. Слышно было, как Чумыш что-то разгрыз, потом выяснилось - карандаш. Он поджег расщепленную половинку и посветил в дальнем углу их нечаянной камеры. Грессер, Вадим и Павлов нетерпеливо шагнули следом. Кондуктор присел, и все увидели квадратную дубовую крышку с двумя ржавыми кольцами.
- Там, где у нас внутренний двор, раньше канал был, - пояснял Чумыш по ходу дела. - Канал не то при Павле, не то при Александре засыпали. Да не абы как, а с умом.
Кондуктор ухватился за одно кольцо, Грессер за другое - рванули разом. Разбухшая от сырости крышка сидела прочно. Дернули вчетвером - по две пары рук на рым. Увы, люк не поддавался. Такого оборота не ожидал и Чумыш:
- Эк, засела, колодина окаянная! - ругнулся он.
Грессер взял у Вадима револьвер и пятью точными выстрелами расщепил край крышки. Из щели потянул сырой сквозняк. Кавторанг выдернул из ближайшей стопки бумагу, поджег ее и просунул в дыру. Огонь высветил под крышкой кирпичный пол. Он был неглубоко - в метре, не больше. Кавторанг растребушил одну из связок и приказал всем скручивать листы в жгуты и пропихивать в щель. Когда под крышкой выросла высокая горка скрученной бумаги, Грессер бросил в дыру карандашный огарок, и на кирпичном полу запылал костер. Пламя подсушило отсыревшую древесину, и вскоре, поднатужившись, Грессер и механик вырвали злополучную крышку. Чумыш спрыгнул в люк и исчез в темени низкого и узкого хода. Грессер, согнувшись в три погибели, последовал за ним. Потом спустился Вадим. Последним, закрыв за собой крышку, пролез механик.
