Заглянув через забор, он заметил Валентину в саду. В старых вылинявших джинсах и длинном, до колен, свитере, она занималась сельскохозяйственными работами. После ночного дождя в саду приятно пахло прелой землей и увядающей травой. Валентина ловко работала тяпкой и что-то вполголоса напевала. Для женщины которая, по ее словам, несколько дней назад потеряла любимого человека, и которую только вчера пытались убить, Валентина выглядела довольно бодро. Леня кашлянул, она подняла голову и прищурилась на низкое осеннее солнце.
– Не пугайтесь, это снова я, – улыбнулся Леня.
– Ах, что-то случилось?– Сказала Валентина и схватилась за сердце.
– Мне нужно с вами поговорить.
Валентина снова ахнула, оглядела себя и убежала в дом. Леня вздохнул и вошел в калитку. Валентина появилась минут через десять. Она надела длинную юбку в бурую клетку и серую старушечью кофту. Леня не удивился, если бы она повязала голову платком, но нет, бывшая секретарша ограничилась тем, что зачесала волосы гладко и стянула их черной шелковой лентой. Глаза ее были опущены долу, губы скорбно сжаты, а на лице вместо косметики было постное выражение, как у монахини.
«Эк ее разбирает, – расстроился Леня, – в старых джинсах и то лучше была».
– Дорогая Валентина Васильевна, – начал он официальным голосом, – только вы одна можете мне помочь!
– Присядьте, – перебила его Валентина, – может, хотите кофе? Или чаю? Или компоту? Я компот сварила. Из сухофруктов.
Леня вспомнил, что последний раз ел компот из сухофруктов лет двадцать назад в пионерском лагере. Нельзя сказать, чтобы он сохранил о том компоте теплые воспоминания, поэтому сейчас решил согласиться на кофе. Валентина кивнула и надолго скрылась в кухне. Леня, ожидая ее, извелся на неудобном диване с валиками, он даже вспомнил, что такой диван был у его бабушки и назывался он оттоманкой.
Наконец появилась Валентина, путаясь в длинной юбке. В руках у нее был жостовский поднос, а на нем две чашки кофе и тарелка с какими-то невообразимыми загогулинами.
– Это хворост, – она выдавила из себя улыбку, – угощайтесь.
Леня подумал, что лучше бы она не улыбалась, потому что от этого лицо ее не становилось моложе. От такой улыбки хотелось завыть, как по покойнику. Еще мелькнула мысль, что зря он не взял Лолу, возможно, при ней Валентина вела бы себя несколько иначе. В сердцах он откусил кусок загогулины. Она отдавала горелым подсолнечным маслом. Леня едва не подавился и только неимоверным усилием воли удержался, чтобы не выплюнуть чертов хворост обратно на тарелку. Кажется, настоящий хворост, тот, что собирают в лесу, и то был бы приятнее на вкус.
