– А что врачи?
– Врачи говорят: непосредственной угрозы для жизни нет, но…
Гурону стало тошно. Он быстро, перебивая, сказал:
– Медицине, Наташа, нужно верить. Сейчас с ним можно поговорить? Он в сознании?.
– Да, он в сознании… он про вас спрашивал, Жан. Я потому и потревожила вас, что Валя сказал: позвони Индейцу… то есть, извините…
– Не нужно извиняться. Паганель именно так и сказал: позвони Индейцу.
Мимо проехала медсестра с каталкой. Гурон сказал:
– Ну, я пойду поговорю с Валей.
– Да, да, конечно… он вас ждет.
* * *
Лицо у Валентина было опухшим, черным – смотреть страшно. На голове – повязка, на груди – тоже, рука в гипсе. Гурон присел рядом, спросил негромко:
– Как ты, Паганель?
– Нормально, Индеец, – с трудом ответил Валентин. В нижней челюсти не хватало двух зубов, и слова он выговаривал не очень чисто.
– Они?
– Они.
– Суки! Из милиции к тебе уже приходили?
– Нет, не было никого, – сказал Валентин, дыша тяжело, со свистом – Ты вот что, Индеец… ты Наташу спрячь куда-нибудь. Хоть в Выборг, что ли. Она же из Выборга сама, у нее там и квартира есть.
– Об этом не беспокойся, – сказал Гурон. – Сделаем.
– Ты не понимаешь, Ваня… это – зверье. Они же тебя ищут.
Гурон помолчал, потом процедил:
– Считай, что они меня уже нашли.
Паганель сделал движение – протестующее – скривился от боли и произнес:
– Ты не понимаешь, Ваня… не связывайся с ними. Ты лучше пришли ко мне Чапая…
– Погоди, Валя, – перебил Гурон. – Чапая я, конечно, к тебе пришлю – не вопрос. Но… не надо ничего рассказывать Чапаю. Никому ничего не надо рассказывать. Придет завтра ментовский следак, будет спрашивать: что? Кто? Почему? – отвечай: не знаю, шпана какая-то.
– Почему? – спросил Валентин. Закашлялся, скривился. На соседней койке застонал пожилой мужчина.
– Потому, что так надо, – ответил Гурон. – Поверь мне, Валя: так надо.
– Что ты хочешь сделать, Индеец?
– Потом объясню… дай мне слово, что никому ничего не расскажешь.
– Ванька!
– Дай мне слово, Паганель, – настойчиво повторил Гурон. Валентин вздохнул, произнес:
– Сукой буду.
* * *
Наташа все так же стояла в курилке, крутила в руке погасшую сигарету, смотрела пустыми глазами. Гурон подошел, взял сигарету из ее руки, сказал:
– Зачем вы курите, Наташа? Вы же не курите.
– Я… я разнервничалась.
– Я понимаю. Но нервничать не надо. Все будет хорошо.
Гурон взял сигарету из ее руки, выбросил в урну. Наташа спросила:
– За что его так, Жан?
– Не знаю… обычная шпана. Разве таких сейчас мало?
