Толпа смеется, машет шляпами, кричит…
Телефонные станции были перегружены, провода и кабели не успевали передавать телеграммы. В тысячах нью-йоркских контор нервно срывали с аппаратов телефонные трубки, чтобы обсудить с деловыми друзьями положение. Весь Манхэттен трепала лихорадка! С сигарой во рту, сдвинув котелок на затылок, без пиджаков, обливаясь потом, стояли и сидели, кричали и жестикулировали банкиры, маклеры, агенты, клерки. Выработать предложения! Занять позицию как можно быстрее, как можно выгоднее! Предстояла гигантская кампания, новая «Битва народов», сражение капиталов, в котором при малейшей ошибке можно было погибнуть под ногами других. Кто будет финансировать это огромное предприятие? Как это произойдет? Ллойд? Кто назвал Ллойда? Виттерштейнер? Кому это известно? Кто этот дьявол Мак Аллан, закупивший в одну ночь на двадцать пять миллионов долларов земли, стоимость которой должна увеличиться в три, в пять — да что там! — в сто раз?
Больше всего волновались в элегантных конторах крупных трансатлантических пароходных компаний. Мак Аллан был убийцей трансатлантического пассажирского движения! Когда его туннель будет построен, — а можно себе представить, что это когда-нибудь случится! — четыреста тысяч тонн плавающих судов будет отправлено на слом. Пассажиров кают «люкс» надо будет возить по палубному тарифу. Бедные суденышки придется переделать в плавучие санатории для легочных больных или послать их к неграм в Африку! За два часа по телефону и телеграфу организовался «Антитуннельный трест», составивший интерпелляцию к правительствам ряда стран.
Из Нью-Йорка возбуждение распространилось на Чикаго, Буффало, Питтсбург, Сент-Луис, Сан-Франциско, в то время как в Европе туннельная лихорадка начинала охватывать Лондон, Париж, Берлин.
Нью-Йорк сверкал и пылал в лучах полуденного солнца, а когда люди опять решились выйти на улицу, со всех углов смотрели на них огромные плакаты: «Сто тысяч рабочих!»
Наконец стало известно и местонахождение синдиката: Бродвей — Уолл-стрит. Здесь стоял ослепительно белый незаконченный небоскреб, тридцать два этажа которого еще кишели рабочими.
Через полчаса после того, как Нью-Йорк был наводнен этими огромными плакатами, толпы искателей работы уже собрались на забрызганных известью досках, покрывавших гранитные ступени здания синдиката, и вся армия безработных, в любое время составлявшая около пятидесяти тысяч человек, по сотне улиц двигалась к Даунтауну. В первом этаже, где еще стояли лестницы, козлы и ведра с краской, явившихся встречали агенты Аллана, холодные, опытные люди с быстрым взглядом работорговцев. Сквозь одежду видели они скелет человека, его мускулы и жилы. По плечам, по сгибу рук они определяли силу. Нарочитая поза, грим, крашеные волосы не могли их обмануть. Седых и слабых, тех, чьи силы уже высосал убийственный труд Нью-Йорка, они отсылали прочь. И если кто-нибудь из сотен людей, представших перед ними за несколько часов, пытался явиться вторично, его награждали таким взором, что у него мороз шел по коже, а затем агент окончательно переставал замечать его.
