- Чего… шнапса? - сбитый с толку, я переступил босыми ногами на ледяном полу и тупо уставился на коричневую дерматиновую обивку двери.
- Б-бутылка в-водки, д-дурак! Откроешь т-ты или н-нет? - за дверью явно нервничали.
«Алкаш какой-то!», - подумал я, поворачивая вертлюжок замка и заготовив пару приличествующих случаю ругательств. Моему не проснувшемуся взору предстало совершенно неописуемое существо в грязной куртке цвета хаки, волосатое и улыбающееся. В руке существо держало авоську, в которой хрустально светилась «поллитра» и консервные банки.
- Ты кто? - спросил я, пытаясь углядеть в раннем госте хоть что-то знакомое.
- Эт-то же я, Ник-коленька! Здорово, С-степаныч! - беспардонный визитер шагнул ко мне, протянув руку и продолжая улыбаться.
Не назвался, я бы и не узнал! Николенька! Мой одноклассник, украшение 10 «Б», балагур и девчачий любимец! Едрить твою мать! Кого я вижу!
Последнюю фразу я произнес вслух, расплываясь в улыбке.
- Д-давно бы т-так! А т-то - кто д-да кто! П-привет, с-старина! - Николенька обнял меня, и от его куртки повеяло костром и вокзалом - ветер дальних странствий овевал эту заслуженную штормовку.
Пока он разувался, что-то бубня себе под нос, я, одеваясь в комнате, через неприкрытую дверь исподволь разглядывал своего старого знакомого.
Был Николенька тощ, худ и высок, так что любая одежда моталась на нем, как на вешалке. Длинная кадыкастая шея здорово походила на гусиную, его так и дразнили в младших классах - Гусь, Гусак. Мы не виделись лет семь… За это время Николенька еще больше похудел, просто высох, и худобой в сочетании с густым загаром напоминал древнюю мумию, таинственную свидетельницу прошлого. Но всякое сходство с исторической реликвией заканчивалось, как только Николенька открывал рот. Сказать, что мой одноклассник был болтлив - значит ничего не сказать. Николенька просто извергал слова, водопады слов, Ниагары фраз и ручьи междометий. Причем, возьмись он рассказывать «Курочку Рябу», до конца сказки вы добрались бы только к утру - Николенька с детства жутко заикался. Еще он славился нахальством, какой-то щенячьей смелостью и страстью ко всяким тайнам, кладам, могилам и подземельям. Помню, мой друг даже посещал кружок юных археологов при Дворце пионеров и ездил в Москву на всесоюзную олимпиаду. Эх, когда это было!…
Он действительно мало изменился - после душа, побритый и причесанный, Николенька выглядел лет на восемнадцать-двадцать, этаким нескладным подростком, действительно - гусенок гусенком! От Николенькиной водки с утра пораньше я отказался - сработал внутренний контроль. Если шампанское по утрам пьют аристократы или дегенераты, то водку - лишь дегенераты… Зато две банки курганской тушенки, тут же разогретые на сковородке и залитые тремя яйцами, пришлись весьма кстати. Кроме этих даров «синей птицы удачи» - курицы, съестное в моем обшарпанном жилище отсутствовало, как понятие.
