Из квестуры Дука вышел около трех часов утра. Отказавшись от услуг Маскаранти, домой вернулся пешком. Ночь была удивительная, совсем не октябрьская – теплая и ни намека на туман. Чувствуя невыразимое блаженство, он прошагал по опустелым мостовым (лишь изредка в этой пустоте тоскливо шуршали машины). От улицы Фатебенефрателли до площади Леонардо да Винчи путь неблизкий, но он с удовольствием проделал его, правда, это было только физическое удовольствие – глотнуть воздуха и размяться после четырнадцати часов, проведенных в душном кабинете, – душа же и мозг никакого удовольствия не ощущали: перед мысленным взором все стоял (и Бог знает, до каких еще пор будет стоять!) несчастный старый отец, вынужденный опознавать свою дочь по цвету лака на ногтях. Больше Дука Ламберти ни о чем думать не мог.
Перед тем как отпереть подъезд, он взглянул на часы: половина четвертого. Поднялся по лестнице на второй этаж (не в лифте же ехать) и уже было полез в карман за ключом, как дверь вдруг распахнулась: в прихожей стояла Ливия.
– Только не говори, что ты меня ждала до сих пор! – сказал он вместо приветствия.
– А кого же еще! – с обычной своей прямолинейностью откликнулась она.
Действительно, кого же еще! Этой поди-ка возрази. С тех пор как Лоренца отбыла вместе с Карруа на Сардинию, она обосновалась у него в квартире, стирала, готовила, дарила ему свою любовь, а если надо, ждала его до полчетвертого утра.
– Звонила Лоренца из Кальяри.
– Угу, – буркнул он и снял пиджак, который влюбленная гардеробщица тут же подхватила.
– Сказала, что чувствует себя хорошо и к Рождеству вернется.
– Угу. – Он прошел на кухню и налил себе воды из-под крана.
– Ты что, не слышишь? Я говорю, сестра твоя звонила! – прикрикнула Ливия, следуя за ним по пятам.
Он, не оборачиваясь, выпил стакан воды. Ну почему же он не слышит – слышит! Сестра Лоренца вместе с Карруа отдыхает на Сардинии и вернется к Рождеству. Он помнит ее, жалеет, скучает по ней, ведь они почти всю жизнь неразлучны, если не считать тех трех лет, которые он провел в тюрьме за то, что избавил от мук умирающую от рака старуху... Но сейчас его сжигают куда более острые ощущения.
Он вышел из кухни, бросив Ливии:
– Спасибо, я понял. – Войдя в спальню, он разделся, лег на узкую кровать, натянул на себя одеяло и погасил свет.
– Дука, что с тобой? – послышался в темноте голос Ливии.
И поскольку он не ответил, Ливия, не зажигая света, тоже сбросила одежду и юркнула под одеяло. Кровать была односпальная, и было время, их ужасно смешила такая теснота, но сейчас ни ему, ни ей в голову не пришло рассмеяться.
