– Да. Я бы без этой эмали узнал. – Может быть, его убедили в этом размеры останков, а скорее – некое шестое чувство, безошибочно подсказывающее отцу, что перед ним его дочь, даже если от дочери почти ничего не осталось. – И плечи ее, и вот эта отметина на левой ноге, видите? Донателла в детстве упала, у нее был тяжелый перелом, она могла остаться хромой на всю жизнь, если б нам не попался замечательный хирург.
И действительно, несмотря на то, что огонь основательно потрудился над этим большим телом, он не смог уничтожить ни женственную покатость плеч, ни следы давнего хирургического вмешательства.
Дука кивнул сторожу, чтобы прикрыть труп.
– Все, пойдемте отсюда.
Аманцио Берзаги невольно воспротивился, но все-таки позволил себя увести. В кабинете полусонного врача он подписал протокол опознания: останки, содержащиеся в холодильной камере № 5 морга при миланской квестуре, идентифицированы отцом, Берзаги Аманцио, как труп его дочери, Берзаги Донателлы, на основании нижеследующих анатомических и сопутствующих данных; далее следовал перечень всего, что способствовало опознанию: розовый лак на ногах, след перелома на ноге и прочее. Затем все трое вышли из здания морга и уселись в машину в прежнем порядке: Маскаранти – за руль, рядом с ним Дука, сзади Аманцио Берзаги. Все в той же гробовой тишине, какая царила в холодильной камере, подъехали они к дому номер пятнадцать по бульвару Тунизиа. Вышли, старик отпер подъезд, Дука достал из кармана пакетик – наподобие тех, в каких подают сахар в барах.
– Здесь две таблетки... если не сможете заснуть.
– Спасибо. – Аманцио Берзаги взял пакетик.
– Синьор Берзаги, – тихо и проникновенно проговорил Дука, – не забывайте, что вы нужны следствию.
– Думаете, покончу с собой? – Старик чуть-чуть повысил голос, что особенно обеспокоило Дуку, но лишь на мгновение, потом голос вновь упал почти до шепота, однако не стал от этого менее пронзительным; казалось, он исходил из каждого волоска на этом лице, а прежде всего из ввалившихся, горящих, как две жаровни посреди пепла, глаз. – Нет. Я хочу дожить до того дня, когда вы найдете убийцу моей дочери. И если вы его найдете через тысячу лет, я еще тысячу лет проживу только затем, чтобы поглядеть ему в глаза.
Аманцио Берзаги закрыл за собой дверь и скрылся в темноте парадного. Проводив его взглядом, Дука удовлетворенно кивнул: теперь Аманцио Берзаги не покончит с собой – теперь он был в этом уверен.
