– Не вини ее. Она обмолвилась, а все остальное – моя идея. – Он сделал жест, объединивший все: самолет, их соседние места, незапланированное путешествие.
– Дурацкая идея.
– А я-то считал, что это одна из моих самых блестящих идей.
– Так вот, ты ошибся.
– Нам надо поговорить, – сказал Слоун. – У меня было опасение, что ты просто сбежишь от меня, а на высоте десять тысяч метров это будет трудновато.
– Плохо рассчитал. Я не могу уйти, но ничто не заставит меня слушать, что бы ты там ни говорил.
В подтверждение своих слов Кейт сняла со спинки переднего кресла наушники, надела их и настроилась на канал с легкой музыкой в надежде остудить свое раздражение.
Полет предстоял долгий; Слоун напомнил себе, что терпение – это добродетель, пожал плечами и, достав портативный компьютер, принялся писать первую сцену.
Он просмотрел микрофильмы с газетой «Таймс» того времени и знал, что в ночь убийства Александра и Патрик поссорились. С этого он и решил начать фильм.
Рядом с ним Кейт откинулась в кресле и закрыла глаза, как будто его тут нет.
Принесли обед, они его съели; стюардесса убрала подносы и стала разносить кофе, и тут Кейт наконец сдалась.
Они пролетали над Миссисипи, когда Кейт сняла наушники – Слоун уже начал их тихо ненавидеть – и повернулась к нему.
– Что еще Блайт сказала?
– Про Александру Романову?
– Нет, про меня.
– А-а.
Он откинулся в кресле, вытянул ноги и глотнул кофе. Если он ее не волнует, почему же ее волнует, что он о ней знает? Слоун решил, что пора кончать с играми там, где дело касается Кейт Карриген.
– Теперь, когда ты спросила, я смутно припоминаю: кажется, ты опять рискуешь своей красивой шейкой.
Как и следовало ожидать, Кейт вспылила.
– Она не имела права рассказывать!
– Она волнуется за тебя. Значит, и я тоже.
– Почему?
– Она твоя лучшая подруга…
– Я не про Блайт. Я знаю, что она беспокоится. Вопрос о тебе.
– О, промашка вышла. – Он почесал затылок. – Пожалуй, правильнее будет сказать, что я, как нормальный человек, беспокоюсь о каждом, кто может оказаться мишенью психопата-насильника.
– В этом есть смысл, – кивнула Кейт.
– Глубокий смысл, – подчеркнул Слоун. Он посмотрел в иллюминатор: небо стало чернильно-синим; в салоне самолета свет был притушен. – Беда в том, что это неправда. Во всяком случае, не полная правда.
Он допил остывший кофе и отдал чашку проходившей мимо стюардессе.
– Правда в том, – его светло-карие глаза против воли завладели ею, – что ты во мне включила какой-то механизм, Кейт. С того самого момента, как я увидел тебя с высоты забора. Ты была одета как женщина из мужской эротической фантазии; надо сказать, это составляло дьявольский контраст с наставленным на меня пистолетом девятого калибра.
