Таким образом, вновь прибывший сразу погрузился в неловкое, тягостное молчание, которое мы тщетно пытались прервать. Однако незнакомец сам легко нашелся и, обращаясь к Пепе Ороско, стоявшему в центре группы, спросил:
– Простите, сеньор, я слышал, ваше имя Хосе [1] Ороско?… – А поскольку тот с видимым удовольствием кивнул, осведомился: – Вы случайно не брат майора Ороско?
И, к своему великому огорчению, услышал отрицательный ответ; но любознательный незнакомец, полный недоверия, обманутый в своих ожиданиях и при этом отнюдь не намеренный сдаваться, разочарованно продолжал, скорее рассуждая, чем вопрошая:
– Так, значит, вы не сын генерала Ороско…
Я довольно давно дружу с Пепе, чтобы не заметить, как его покоробила подобная глупая назойливость. Тем не менее, не переставая улыбаться, он ответил незнакомцу:
– Мой отец был адвокатом…
А незнакомец, вдруг поняв, что теряет нить начатого разговора, принялся нащупывать новую точку опоры, искать общие темы и высказал праздное предположение:
– В таком случае вы, наверное, тоже адвокат…
Мы уставились друг на друга с изумлением, чуть ли не с ужасом. Неужели имя Пепе Ороско ничего не говорило этому субъекту? Может быть, конечно, волнение, растерянность… Но Пепе с веселым благодушием поспешил сообщить:
– Нет, сеньор, нет. Я писатель.
И вот тут-то оно и случилось. Мы вдруг увидели, что лицо незнакомца озарилось улыбкой и, кажется, даже темные глаза заблестели за внушительными линзами очков.
– Писатель? – возликовал он и заявил: – Невероятно! Я тоже писатель!
Лицо Ороско, до того момента почти бесстрастное, тут расплылось в наигранном удивлении, в язвительной ухмылке; глаза теперь совсем пропали и напоминали два свежих надреза на коже. Я, да и не я один, чувствовал, что еще немного – и он затрясется в приступе неудержимого хохога. Пришлось вмешаться и спасти положение.
– Черт возьми, да здесь, как видно, собрались одни писатели. Вот это удача. А вы, уважаемый, что же пишете? И печатаетесь?
Еще один сюрприз: самозванец ответил, что да, уже несколько книг, стихи и проза. Это бесхитростное признание повергло нас в глубокое молчание. Однако я вновь принялся за дело:
– А позвольте – и, ради бога, простите – узнать ваше имя, я не расслышал, когда вас представляли…
– Пожалуйста, пожалуйста, – ответил он и, слегка поклонившись, произнес: – Альберто Стефани, к вашим услугам… Так и вы, значит, тоже пишете? – Теперь вопрос был задан уже мне.
Мы снова обменялись недоумевающими взглядами, просто не зная, как все это понимать. Имя такого автора, Альберто Стефани (автора, заметьте, нескольких книг – стихов и прозы), было нам совершенно незнакомо. А он еще спрашивает меня – меня, чей голос гремит с газетных страниц, – пишу ли я… Все это выглядело забавной шуткой и могло быть принято только в шутку. Так мы и поступили, а когда живописный субъект наконец освободил нас от своего присутствия, почти откровенно насмешливые взгляды сменились градом язвительных замечаний и смехом. Пепе Ороско, казалось, больше всех потешался над случившимся. Как только мы уединились в крошечной гостиной, мимо которой фланировали толпы приглашенных, то на тысячу ладов принялись склонять странного безвестного писателя, демонстрировавшего полное неведение не только относительно наших скромных, но выдающихся трудов, но также относительно творчества одного из самых знаменитых в стране и во всем мире писателей, Хосе Ороско, неизменно являвшегося мишенью наших дружеских шуток, коим он сам неустанно и с удовольствием подавал повод.
