Ленечка спал на диване одетым, с телефонной трубкой в руках. Конечно же, звонил по больницам, но заснул, сраженный усталостью. Милый, милый… Какой же он милый… А я… Я – тварь! Гадкая тварь! Ну ничего… каждый человек может оступиться… А я… Я исправлюсь… Обязательно! Никто никогда больше не увидит меня в той мерзкой квартире с засаленными обоями, грязным окном и свободными левыми конфорками! Всю оставшуюся жизнь я посвящу Ленечке. Может быть, даже поступлю в институт, чтобы получить хорошую специальность, а потом зарабатывать неплохие деньги. Тогда моему любимому станет полегче. Он не будет так зверски уставать, и все у нас наладится. Хотя, какие после этих институтов деньги? Что-то никаких денег не видно…
Я стянула с Ленечки кроссовки, которые он не успел снять. Он даже не пошевелился. Усмехнувшись, я стащила с него джинсы и укрыла одеялом. Спи, любимый. Завтра я наплету тебе с три короба, сама поверю во все наговоренное и забуду Назаренко с оранжевой мамашей, как кошмарный сон.
Зацепин, разумеется, с ходу поверил в мою цветистую небылицу. За завтраком он, как всегда, что-то читал в своем вечном медицинском журнале, а потому разбираться со мной ему было недосуг: жива, и отлично! Полностью раскаявшаяся и готовая начать новую жизнь, с головой, густо посыпанной пеплом, я приехала в свой стройтрест. В холле на первом этаже Илья Назаренко устанавливал киоск с надписью «Питерский калач», стилизованной под славянскую вязь. Увидев меня, он так залихватски подмигнул, что сердце мое забухало не слабее знаменитого на всю страну Царь-колокола, если бы он, конечно, соизволил пробудиться и вжарить в полную свою мощь.
Как можно быстрее я убралась из холла на свое рабочее место и углубилась в печатание очередного отчета.
Уже через час весь трест был засыпан сахарной пудрой, слетевшей с расхватанных сотрудниками калачей, а Назаренко, собственной персоной, явился в приемную Мохначева с подарочным вариантом нового хлебобулочного изделия под названием «Заневский батон» с изюмом и цукатами внутри. Выйдя из кабинета начальника, удачливый предприниматель без долгих церемоний притянул меня к себе и жарко поцеловал. Его руки моментально забрались под мой пиджак. Я собиралась гордо вырваться, но Назаренко сам убрал руки. Он шепнул, что подъедет вечером к стройтресту, и, не слушая моих возражений, вышел из приемной Мохначева.
Весь рабочий день прошел в мучительных раздумьях на тему: «Каким образом сбежать от Назаренко?» Ничего хорошего я так и не придумала, потому что на самом деле сбегать от него уже опять не хотела. Слишком хорош был его поцелуй. Током било от рук Ильи, касавшихся под пиджаком моего тела. И все повторилось: долгий проезд в его машине на окраину Питера сквозь строй блочных и кирпичных домов, оранжево-перманентная голова мамаши, тушеное мясо с жареной картошкой и смятое гобеленовое покрывало, на котором мы с ним предавались любви.
