Я оглядела шкаф самым внимательным образом и обнаружила, что все Ленечкины бумажки, визитки, зажигалки и прочая мелочь покоились в одной люлькообразной полочке на стенке дверцы. В другой – была свалена моя мелочевка. За еще одной дверцей в затейливых секциях было аккуратно разложено нижнее белье. Ленечка вытянул кружевные розовые стринги и невесело улыбнулся:
– Может быть, где-нибудь найдешь свои старые трусы? В этих, извини, я не смогу тебя любить.
Он отбросил от себя крошечную розовую тряпочку и с самым брезгливым видом уселся в новое кресло, положив ногу на ногу.
Старого белья я нигде не нашла, как ни старалась. Зато за многочисленными дверцами секций новой мебели нашла и все наши документы, и книги, и старые открытки, письма, и даже Ленечкины медицинские журналы.
Когда я с радостным видом обернулась к Зацепину, чтобы показать ему последний журнал, который он еще не успел прочитать, то поразилась похоронному выражению его лица.
– Лень, ты что? – спросила его я, а под ложечкой противно засосало.
– Рита! А ведь ты получила все, что хотела, – сказал он.
– Что ты имеешь в виду?
– Ты ведь бросилась в объятия Назаренко, потому что тебя достала наша нищета! Я же помню! Ты думала, что я ничего не замечал из-за своих бесконечных дежурств, а я видел, как ты мучаешься, но никак не мог переломить ситуацию. Я всегда знал, что ты не можешь любить этого человека… ну хотя бы… как меня… Вы слишком разные, но… жить в достатке тебе очень хотелось. А теперь, Рита, у тебя есть достаток, похоже, вечный, на всю оставшуюся жизнь, а Назаренко рядом не будет! Не это ли ты видела в сладких снах?!
Я молча смотрела на Зацепина. Он был по большому счету прав. Я ни за что его не бросила бы тогда, если бы у нас были деньги. Даже фантастическим сексом с Назаренко пренебрегла бы. Все-таки я действительно любила одного Ленечку. Это столько раз подтвердила жизнь. Я скучала по нему, хотя и пыталась наслаждаться своими дорогими туалетами, бриллиантами и светскими тусовками. Но все это уже было в прошлом. Пройдено. Испытано. Никакой «ностальгии» по роскошной жизни я не испытывала. Теперь я хотела только одного Ленечку. Я согласилась бы сейчас на ту прежнюю жизнь, когда нам не хватало денег на зимнюю обувь. Теперь я ни за что не стала бы скандалить и вынуждать любимого мужчину на новые и новые изматывающие дежурства. Я поумнела. Ох, как я поумнела.
– Я люблю тебя, Цыпа, – сказала я в ответ. – Я только сейчас по-настоящему поняла, как люблю. Не знаю, как мы выкрутимся из всего того, что на нас свалилось, но ты ведь не откажешься от меня, правда? Этот шкаф, этот телевизор – они новые, чужие… Эти вещи… они тоже не мои, но даже если я их вынуждена буду носить, то… Ленечка! Под одеждой – прежняя я… Меня никто не сможет подменить на новую… какую-нибудь… жидкокристаллическую…
