На следующий день в моем почтовом ящике лежало письмо, на конверте которого все так же, без запятых, было написано: «Рита не вздумай выбросить письмо не прочитав от этого многое зависит Назаренко». Надо ли расписывать, как дрожали мои руки, когда я доставала из конверта письмо с того света? Я приведу его полностью, слегка причесав и исправив ошибки. Вот оно:
...
«Девочка моя!
Ведь ты же моя девочка, а потому не сможешь от меня избавиться никогда. Я принял решение. Ничего изменить нельзя. Ты меня не любишь. Выяснилось, что без твоей любви мне незачем жить. Свой бизнес я уже пережил. Мне ничего не интересно. Я готов был работать для тебя. Без тебя смысла нет. Ни в чем. Простить тебе то, что ты лишила мою жизнь смысла, я не могу. Уходя, я оставлю о себе долгую память. „Маргариту“ и все дочерние фирмы, все магазины и все имущество наследуешь ты. Другая женщина, возможно, обрадовалась бы, но ты захочешь избавиться от богатства, продать фирму. Не сможешь. До тех пор не сможешь, пока будет жив твой хмырь Зацепин Леонид Сергеевич. Так хитро составлено мое завещание. Трудиться для процветания моего бизнеса тебе не нужно. Все запущено и работает как часы. Управляющие станут богатеть только в том случае, если будут хорошо работать. И они будут, потому что у всех семьи, дети. Детей никто не захочет потерять. Все они предупреждены и знают, что я всегда держал свое слово. Буду держать и мертвый. Все рассчитано и взвешено. Ты задохнешься богатством, девочка моя! Ты запросишь у небес смерти своему хмырю или себе самой. Возможно, тебя кто-нибудь услышит, и мы снова встретимся. Говорят, тот мир лучше. Проверим, Ритуля?
Твой Назаренко.
Только твой. Теперь уже навсегда. Страшное слово – навсегда, не правда ли, моя девочка?»
Я не смогла даже испугаться. Все происходящее казалось мне до такой степени нереальным, что лучше всего было об этом не думать вообще. Я скомкала письмо, выбросила его в мусоропровод и ничего не сказала Ленечке. Сделала вид, что никакого письма не было, и мы с Зацепиным принялись жить в моей квартире дальше. Не могу сказать, что радостно и беспечно. Ни единым словом мы не касались Назаренко, но, разумеется, помнили о нем, и в наших отношениях поселилась некоторая натянутость и недоговоренность. Долгое время не происходило ничего, что было бы хоть каким-то отголоском того, о чем я прочитала в письме. Я уже решила, что Илья просто зло подшутил надо мной перед смертью. В самом деле, он не мог не знать, что я не стану подписывать никаких документов, а не подписывая определенных бумаг, вряд ли можно вступить в права наследства. Выяснилось, что я все-таки плохо знала Назаренко.
