Сначала он был заполнен такой болью, что едва мог думать. Тала была похищена Балогом, руководителем Службы безопасности планеты. Он ввёл ей обездвиживающий препарат и держал в капсуле, используемой раньше Абсолютистами для истязания политических заключённых. Она была слаба, когда они освободили её. Но Оби-Ван ясно чувствовал, что жизненная сила Талы в сочетании с её мощью джедая должна была спасти её. Никогда, ни на секунду он не предполагал, что она может умереть. И не он один; его учитель тоже не допускал такой мысли.
Когда он вбежал в палату Талы в медцентре, он увидел Куай-Гона, склонённого над неподвижным телом Талы. Увидел прямые линии на экранах мониторов, означающие, что её жизнь угасла. Куай-Гон не двигался. Он держал руку Талы, наклонившись так, что касался лбом её лба. Оби-Ван увидел вдруг не только его горе, он почувствовал ещё нечто, словно тень, сгустившееся в комнате. И в тот момент он понял, что чувство Куай-Гона к Тале было глубже чем дружба. Они были словно как один человек.
Куай-Гон любил её.
И Оби-Ван ничего не мог сделать, чтобы помочь учителю. Куай-Гон не отвечал на его слова, не замечал его присутствия. Оби-Вану отчаянно хотелось быть старше своих 16 лет. Возможно, будь он взрослей, он бы знал, как помочь тому, чей мир разрушен.
Ему было мучительно видеть страдание Куай-Гона. Его учитель покинул комнату Талы лишь однажды, для того лишь, чтобы умчаться куда-то, никому не сказав, зачем. Вернувшись, он коротко сообщил Оби-Вану, что сумел найти ещё двух дроидов-разведчиков, и отправил их выслеживать Балога.
И шагнул, собираясь вернуться в комнату.
— Могу ли я что-нибудь сделать, учитель? — спросил Оби-Ван.
— Ничего, — ответил Куай-Гон и закрыл за собой дверь.
Оби-Ван привык к немногословию между ними. К взаимодействию без слов. Их молчание само было формой взаимодействия. Он давно понял, что его учитель — очень немногословный человек. Но сейчас молчание было другим. Оно было пустым. И раз за разом вспыхивали в его памяти слова Куай-Гона, сказанные им над смертным ложем Талы: Для меня нет теперь никакой помощи. Есть только месть.
Месть. Оби-Ван никогда не слышал, чтобы Куай-Гон использовал это слово. Само понятие «Джедай» отвергало это. Не месть, только правосудие. Это кредо было в сердце каждого джедая. Месть вела к тёмной стороне. Она мешала ясно мыслить и помнить о своём долге, ведя к поглощенности собственным эго — и тьмой.
Куай-Гон боролся против тёмной стороны внутри себя? Балог отнял у него самое дорогое. И сделал это наиболее жестоким способом из всех вообразимых. Минута за минутой медленно истощая силы Талы, отнимая её жизнь.
