Коко Шанель | страница 46
Через несколько месяцев пребывания в Руалье образ мышления Габриель начал меняться. Восторг, который она поначалу испытывала, оказавшись в мире блеска и роскоши, который предложил ей Этьен, понемногу рассеялся, уступив место смутной меланхолии. Конечно, материальное довольство, которое к ней теперь явилось, было счастливым контрастом с той нуждой, что терзала ее много лет, когда она считала-пересчитывала каждое су, чтобы дотянуть до конца месяца. Но при всем том она ощущала некую пустоту, мало-помалу разраставшуюся в ее душе. Ведь, сколько она себя помнила, ей всегда приходилось трудиться. Будучи ребенком, она помогала матери по дому: разжигала и поддерживала огонь в очаге, мыла посуду, убирала постели, подметала пол… В Обазине, как и в институте Богоматери, монахини-наставницы (кроме как по воскресеньям, отводившимся для традиционных прогулок) с большой заботливостью учили своих воспитанниц тысяче хозяйственных мелочей. Не будем говорить о годах, отданных швейному делу, когда ей приходилось просиживать по десять-двенадцать часов в день за работой, приучая свои глаза к тусклому свету дрянных коптилок… И вдруг – ничего не надо делать, во всяком случае, ничего такого, что служило бы чему-нибудь полезному. Это способствовало скрытому зарождению в ней неясного раздражения… Но смогут ли понять ее Этьен и его друзья? «На что ты жалуешься?» – скажут они, если она осмелится заговорить с ними о своих проблемах. Конечно, брат Этьена Роберт Бальсан, который взял на себя управление фабриками в Шатору, тоже не в состоянии жить без дела и наверняка понял бы, чего не хватает Габриель. Но Этьен и Жак не поймут. Скажут: если уж тебя так обуревает жажда деятельности, разве спорт не может заполнить пустоту в твоей душе?