1
Приехав домой и отоспавшись после усталости и жары, я утром уселся думать. Опять книги на время опостылели мне. Итак, Паша вновь и вновь обидел меня. Он что-то знал и не хотел со мной делиться. Это было и стыдно и больно. И, наверное, Катя заметила. Не могла не заметить. Впервые я был так унижен при ней. Ясно, Паша и она – это одно, а я другое. Что же делать? Плюнуть на все? Э, нет, плевать на такие вещи не годится. Тут кругом изменники, белогвардейцы, а я нырну в кусты и буду сюсюкать над поэзией, заниматься переводами. Литература бессмертна, я знаю ей цену, и никто не заставит меня усомниться в этом. Но есть и сегодняшний день, сегодняшний долг, сегодняшняя живая драма. Я должен действовать и буду действовать! Без Паши! Нет. Без Паши нельзя. Ведь как он слушал, даже записал то, что я продиктовал. Я нашел и сообщил что-то важное – в этом нет сомнения. А вот что – он мне ничего не сказал… Ну что ж!.. Я тряхнул головой и словно сбросил на время обиду.
Теперь надо подумать о деле. Не сегодня-завтра вернется из больницы Борис. Как я уже решил, буду держать глаза и уши открытыми и соображать, главное – соображать.
Мои размышления были прерваны стуком подъезжавшей арбы. Я выглянул. В ней сидел Борис. Голова его была забинтована.
Что меня научило разыграть симпатию к этой гадине – не знаю, но я подошел и с участием осведомился:
– Здорово, Борис, ну как, цел?
– Цел, – ответил он настороженно.
– Заходи, сделай привал, – пригласил я, хотя до тех пор избегал его, как чумы. Он вошел, но в том, как он опирался на мою руку, как входил, чувствовалась какая-то напряженность.
– Хочешь чаю? – спросил я гостеприимно.
– Да нет, не надо. Мы останавливались в Вуадиле, кормили лошадей, и я позавтракал.
Мы помолчали.
– Да, помнишь, – начал он, – я ведь вез бумаги от Листера, чтоб ты передал Паше…
Он оборвал речь и пытливо поглядел на меня.
– Какие бумаги? – наморщил я лоб. – Я никаких бумаг Листеру не передавал.
– Да нет, – прервал он меня нетерпеливо, – не Листеру, а от Листера. Я вез, а ты должен был передать Паше.
– Ну так давай, свезу, передам.
Чело Бориса явно светлело:
– Да теперь уж не нужно, дубина ты стоеросовая. Я передал Кате.
Тут я нашел уместным имитировать вспышку гнева:
– Тогда чего же ты ко мне пристаешь? И я тебе не дубина стоеросовая. А сейчас пойдешь к Листеру ябедничать, что я чего-то не сделал, – я тебя знаю.
У Бориса явно отлегло.
– Не бойся, черт с тобой, все это не имеет значения.
