Она вышла, тихонько прикрыв двери.
— Черт побери! — еле слышно пробормотал Болан. Она хотела разговорить его, вытащить из защитной оболочки молчания. Зачем? Чтобы восхищаться им или жалеть? Она оказалась замешанной в неприятную историю и хотела, чтобы он сказал ей, стоит ли игра свеч?
В любом случае, он ничего не сказал бы ей. Ему стоило немалых трудов убедить в этом самого себя. А как было бы заманчиво: уйти с головой под воду и выйти из игры. И не будет больше боли, страха, крови; ничего, кроме покоя небытия в тепле ванны в квартире Энн Франклин. А почему бы и нет? С какой стати Мак Болан должен заботиться о лечении больного общества? Допустим, мафия — это рак, поражающий метастазами все жизненные органы, но разве нет других хирургов, оснащенных лучше, чем он?
Либо это гордыня заставляла его продолжать начатое дело? Пресса назвала его Дон Кихотом. Лучше бы его окрестили Артабаном или, скорее, сержантом «самонадеянность», добровольным спасителем западной цивилизации.
Более шестидесяти часов кряду Болан не смыкал глаз. За это время он ушел от полиции и от мафии, ухитрившись перенестись за многие сотни километров от горячей точки. Четырежды он выходил живым и невредимым из смертельных засад мафии, оставил с носом полицию трех разных стран, но, несмотря ни на что, так и не мог найти надежного пристанища. Его силы, и физические, и моральные, были уже на исходе. Не лучше обстояло дело и с финансами. Временный приют на квартире у Энн Франклин тоже казался ему весьма сомнительным. Мака по-прежнему окружал враждебный мир, жаждавший одного — раздавить его, обратить в прах.
Будь на его месте кто-нибудь другой, настроенный менее оптимистично, ему бы уже давно пришел конец. Пораженческое настроение, захлестнувшее Болана, было ответной реакцией на брезгливость, сквозившую в словах молодой женщины.
Какой-то миг его сознание балансировало между инстинктом самосохранения и простотой смерти. Мак отключился всего лишь на секунду и с головой ушел под воду, но тут же пришел в себя: кашляя и отплевываясь, он бросился к «беретте».
Опасность существовала только в его воображении, но крайняя усталость заставляла видеть врагов повсюду и действовать подсознательно. Когда Энн Франклин, встревоженная громким плеском воды и грохотом в ванной, открыла дверь, то увидела Болана с «береттой» в руке и лицом, покрытым мыльной пеной. Устремив отсутствующий взгляд прямо перед собой, он бормотал:
— Все в порядке, все в порядке…
