Глубоко вздохнул, но не оторвался от приятных мыслей-сновидений и тихонько прошептал: «Вот и разгадай характер донского казачонка, из которого завтра-послезавтра вылупится взрослый казак. Воин. Хлебопашец. Рубака. И – жалостливая душа ко всему живому. Как это все могло вместиться не только в одного отдельно взятого человека, но во все беспокойное племя донских казаков?» Может быть, в этом и есть тайна их характеров?
Даже в самом сокровенном, в песне, находят место колючие, злые слова: «Коли! Руби! Бей!» И для этих деяний у казака всегда хватало и норова, и оружия: шашка, пика, карабин.
И тут же: «Разродимая моя сторонушка... Дон-батюшка... Хлеб-папа...» А конь!.. Это же главная любовь, за-. бота и жалость казака. Все это переносилось на быков, коров, жеребят, телят, птицу... На все живое, копошащееся в его дворе, катухах, базах.
Вот и получался необычный человеческий сплав – беспощадный рубака с широкой и жалостливой душой нараспашку ко всему сущему. А полноводная река и бескрайние донские степи – как бы аккомпанемент широте и размаху казака.
Сюда он не примешивал пока политику царствующих дворов России в отношениях с донскими казаками. Хотел понять суть выживания и существования донских казаков в невероятно трудной природной среде. Их своеобразная смелость и гордость, что именно казакам подвластна эта дикая, безбрежная степь и надо быть не робкого десятка, чтобы не только покорить ее, но и заставить служить себе. В самом деле, разве трусливый холоп, хоть и расплющенный, и низведенный до положения дворовой собаки, может кинуть хозяйскую конуру и убежать в степь, где свирепствовало зверье?..
Видно, что не всяк человек, яко наг, яко благ, ринется покорять эти земли и сталкиваться лоб в лоб с немилостивой природой. Это было по силам только отчаянным храбрецам да забубённым головушкам, для которых все трын-трава. Вот из такого народца постепенно и выкристаллизовывалось своеобразие донских казаков – храбрецов-удальцов, покорителей не только дикой степи, но и... женских сердец. Донских казаков узнавали не только по посадке на коне и одежде, но и по внешнему виду – ведь они женились на красивых девушках-невольницах, добывая их в Крымском ханстве, Синопе, Трапезунде, Константинополе...
Вот и выходили из донских казаков смуглолицые красавцы – безбоязненные, наводившие страх на врагов Отчизны и неотразимые в мужском обаянии. Даже волос с головы атамана Войска Донского Матвея Ивановича Платова английские аристократки хранили как драгоценность. А когда Платов возвращался из Лондона в Новочеркасск, то шесть светских дам испросили разрешение сопровождать его и ухаживать за ним, как простые служанки.
