«Лифчик» – брезентовый нагрудник с четырьмя большими продолговатыми карманами под автоматные магазины на груди и двумя маленькими сбоку – под гранаты. Наводчик умудрился воткнуть в свой разгрузочный жилет аж восемь акашных рожков.
– Два ряд подряд пуля не пробивает, лучше тебе всякий «броник», – популярно объяснил солдатское усовершенствование хозяин «лифчика»-узбек, – В «броник» в первый стенка пуля попадет, через второй не выходит. Обратно пойдет, будет тебе кишка рвать. … – Страшный дел… – поцокал он языком, – Потом запас патрон в зад не трахает. Надевать знаешь как, молодой?
Во взводе из молодых был только Вадим.
Он ощупал ребристые бока «лимонок». От этого прикосновения к тяжелому и страшному в своей увесистости металлу Вадим понял, что жизнь его перевернулась окончательно и бесповоротно. В голову залетели слова разухабистой песенки, слышанной когда-то в телевизионной передаче:
"Когда воротимся мы в Портленд,
Мы будем счастливы как дети,
Про зло забудем мы на свете.
Вот только в Портленд возвратиться
Нам не придется никогда…"
…Острый осколок камня режет ляжку. Варегов, наскоро подтянув лямки разгрузочного жилета, уселся прямо на него. Но сейчас ему не до перемены мест: нужно до команды лейтенанта успеть сделать глоток из фляжки. Не успел.
– Время! Пошли!
Тело горит, словно стоишь у большого костра. Струйки пота, сбегающие по спине, не приносят даже краткой прохлады. Может, их нет вовсе, и остались лишь воспоминания о том, что в твоем организме когда-то была влага? Галлюцинации… «В потолке открылся люк и оттуда вылез глюк… Глюк… Это же композитор…»
– Быстрей, быстрей!!! – подгоняет лейтенант.
– Шевелись, Варяг… – скрипит за спиной Мухин.
Вадим хочет что-то ответить, разлепляет сухие губы, но слова застревают в шершавом горле. Даже проглотить их обратно больно.
РД уже не тянет назад, он давит к земле вместе с «лифчиком». Прямо перед глазами – сухие былинки в бурой земле.
В голове – никаких мыслей. Ты – автомат, запрограммированный на ходьбу по горам. Ты чувствуешь, как ссыхается твое тело, твои мозги. Мысль, и та с трудом пробивает через них дорогу. Они напрягаются, но это лишь напрасный труд. Всего лишь ненужное движение, сродни спазматическому сглатыванию несуществующей слюны. Боль – и больше ничего.
Ты боишься этого движения, но все-таки делаешь его.
«Господи, когда же…»
– Отдых! Две минуты!
«Он что железный, этот лейтенант?»
Жесткая щеточка усов, жесткий черный взгляд из-под кепи – белков не видно. И – белые зубы среди потрескавшихся губ. Улыбка.
