Не сдержавшись от какой-то обиды, я коротко выругался.
– Вы уж меня простите, Дмитрий Викторович! Я, может быть, стал очень злым! Но как так можно?! Такую суку посадить мало! А он еще и будет служить в десанте и продолжать командовать людьми! Ведь все рано или поздно узнают про всё!
– Уже знают, – произнес Петров.
– И что? Молчат в тряпочку? – ожесточившись, процедил я сквозь зубы. – Как же можно уважать себя и ВДВ, если такой гнус служит рядом с тобой? Лично я бы со всеми офицерами части подал рапорта на перевод или увольнение… Может, хоть это подействует на командование…
– А-а… – махнул рукой Петров, вставая со стула. – Сейчас всем на всё наплевать. Думают, что с ними никогда ничего не произойдет. Дай то Бог… Я тоже был таким… Ну… Мне уже пора…
– Ну, вы заходите ещё… – произнес я, тоже поднимаясь со своего места. – Я тут немного судами занимаюсь… Может быть, чем-нибудь смогу помочь… Что там у вас?…
– Даже говорить не хочется… – ответил Петров под шелест одеваемой куртки. – Налоговая требует, чтобы я заплатил им налоги с полученного дохода…
– А с чего конкретно? – уточнил я.
– С компенсации… За смерть моего сына… – горько усмехнулся Дмитрий Викторович. – Я же, как они говорят, получил незапланированный доход… Значит, надо заплатить им налог…
Несколько секунд я молчал, остолбенев от такого дикого произвола чиновников, но затем длинно и крепко выругался, пытаясь хоть как-то стравить внезапно вскипевший внутри меня гнев и обиду.
– Ну, что же ты так?! – упрекнул меня уже в дверях Петров-старший. – Это теперь вполне возможно…
Я замолчал, отлично понимая то печальное обстоятельство, что и отец погибшего лейтенанта Петрова попал под пресс обнаглевших бюрократов-чиновников, которые любыми способами стараются заставить замолчать или же сломать или уничтожить смелого и порядочного человека…
Мы с отцом проводили гостя до улицы и еще долго стояли вдвоем, выкурив по несколько сигарет. Шаги Петрова уже давно удалились и растворились в слабом городском шуме, а я всё затягивался и откашливался, потом опять вбирал в себя табачный дым, словно стремясь прийти в себя после только что услышанной трагедии.
– Моложе меня, а совсем уже седой… – со вздохом сказал мой отец.
Он чуть подождал и затем пошел в дом, так и не дождавшись моей ответной реакции. А я опять достал из пачки сигарету…
Да. Такой судьбы не пожелаешь никому. Даже врагу. Пережить такое страшное горе как смерть единственного сына, а затем еще узнать то, что его Димка был сначала тяжело ранен разрывом противотанковой гранаты, а затем был добит выстрелом в грудь… Но даже эти попытки боевиков лишить жизни молодого лейтенанта были не совсем удачными… Все их старания оказались тщетными. После этого Дмитрий Дмитриевич Петров продолжал жить еще целые сутки, умирая медленно и тяжело… Умирая последним из всех солдат и офицеров шестой роты… Умирая от постепенной потери крови и элементарного переохлаждения. Оставшись один на безжизненной высоте… И он умер… ОН УМЕР ИЗ-ЗА БЕЗДЕЙСТВИЯ И ТРУСОСТИ НАШИХ… И осознание именно этой мысли стало для старшего Петрова еще большим испытанием, страшным и долгим, с которым он теперь вынужден жить каждый день, каждый час и каждую минуту…
