* * *
Марина лежала на траве, уткнув нос в плечо Андреаса, и осторожно трогала губами влажную от пота кожу. Волей-неволей она сравнивала его с Андреем, вернее, с Павлом, или как его там. Марина уж и не помнила, как было тогда, помнила только, что он все время что-то бормотал, смеялся, бранился грязно, а то вдруг начинал просить: «А ну, подмахни! Еще подмахни!»
Андреас молчал, не говорил ни слова, не признавался в любви, все слова говорила Марина – никогда не произносившиеся ею слова. Но ей так хотелось услышать их от Андреаса, что она нарочно спрашивала иногда:
– Как будет по-немецки: я тебя люблю? Я тебя хочу? Мне так хорошо с тобой?
Он отвечал, и Марина переставала дышать от счастья, услышав эти вынужденные признания. Наконец, в совсем уж бесстыдную минуту, она спросила:
– А как сказать – подмахни?
– Подмах… Что? – не понял Андреас. – Махни – schwenke. Ты хочешь со мной прощаться и махать рукой на прощанье?
Она начала хохотать и никак не могла уняться. Сначала он спрашивал, что ее развеселило, а она знай отнекивалась и объясняла, что это невозможно перевести на немецкий язык. В конце концов Андреас сам стал хохотать и целовать ее, и они снова покатились по траве, стиснув друг друга руками и ногами, а во время очередной передышки Андреас, продолжая смеяться, сказал, что они попали в переделку. Мартин очень счастлив, что Грушенька передала ему записку, он решил, что она помогает их побегу, и даже начал поговаривать о том, что ее нужно взять с собой. Они доберутся до Вены, там Мартин приведет ее к родителям, они будут восхищены ее красотой и, конечно, благословят их брак. А впрочем, Мартин надеялся стать мужем Грушеньки еще в пути, обвенчаться же и потом можно.
– Что ты! – чуть ли не подскочила Марина. – Она может быть опасна, ей нельзя доверять. Я ее буквально заставила передать записку Мартину. Ни в коем случае ничего нельзя ей рассказывать!
Андреас огорчился:
– Бедный Мартин… Он так влюблен. Сердце его будет разбито разлукой с этой девушкой.
– Ничего, переживет, – жестко, с мстительной интонацией сказала Марина.
Андреас вгляделся в ее лицо в темноте:
– Ты, видимо, хорошо знаешь, что от разбитого сердца не умирают?
– Да, знаю, – буркнула Марина. Вот уж на эту тему ей совершенно не хотелось говорить!
Андреас, видимо, почувствовал ее настроение, потому что только выдохнул тихонько:
– Also, gut… ну, хорошо … – И больше о Грушеньке не вспоминал. Сказал только: – Наверное, нам нужно одеться. Когда придет герр доктор?
