Я погружалась в полудрему с ощущением, что сплю в его теле. Весь следующий день я не выходила из оцепенения и жила лишь воспоминаниями о его ласках, повторяя про себя произнесенные им слова. Он не знал французских непристойных выражений или, скорее, не хотел их употреблять, потому что для него они не несли в себе неприличного смысла — такие же слова, как и все прочие (так звучали бы и для меня ругательства его родного языка). В метро, в супермаркете мне слышалось, как он шепчет мне: «Поласкай губами мой член». Однажды, на станции Опера, погрузившись в свои грезы, я не заметила, как пропустила нужный мне поезд.
Постепенно наркотическое состояние проходило, и я снова полностью отдавалась ожиданию его звонка, с каждым днем все больше страдая и тоскуя. Когда-то чем больше я забывала уже сданные экзамены, тем очевиднее казалось, что я их провалила, так и теперь — чем дольше он не звонил, тем крепче росла уверенность, что он меня бросил.
Я то и дело покупала себе новые платья, серьги, чулки, а потом долго примеривала их дома перед зеркалом — только это и доставляло мне удовольствие в дни разлуки с ним. Недостижимый идеал, к которому я стремилась — каждый раз удивлять его новым нарядом. Он едва успевал заметить приобретенные ради него блузки или лодочки — пять минут спустя они уже были сброшены и — до его отъезда — валялись где попало. И я очень хорошо знала, что никакие тряпки не спасут, если другая женщина станет для него более желанной, чем я. Все равно я не могла позволить себе предстать перед ним в знакомом ему наряде — мне казалось, что это будет непростительной ошибкой, изменой тому совершенству, которого я жаждала достичь в отношениях с ним. Однажды, движимая все тем же стремлением к совершенству, я долго листала «Технику физической любви», наткнувшись на нее в большом книжном магазине. На обложке значилось, что уже «продано 700 000 экземпляров» этой книги.
У меня нередко возникало чувство, что свою страсть я переживаю, словно пишу книгу — точно так же стараюсь продумать и отшлифовать каждую сцену, каждую деталь. Вплоть до мысли, что готова умереть, когда дойду в своей страсти «до конца», не сознавая, что значит это «до конца» — все равно как вот сейчас я готова умереть, когда через несколько месяцев закончу эту книгу.
Общаясь с людьми, я старалась не выдавать своей одержимости, хотя это было совсем не легко. Как-то в парикмахерской я видела, как все охотно отвечали болтливой клиентке, но стоило ей, запрокинув голову над тазиком, обмолвиться, что она «лечит нервы», весь персонал стал относиться к ней с некоторой настороженностью, словно это случайное признание подтверждало, что психика у нее и вправду расстроена. Я боялась, что тоже покажусь ненормальной, если вдруг скажу: «Я переживаю страсть». Стоя в очереди перед кассой в супермаркете или в банке, я всматривалась в других женщин и задавалась вопросом: сходят ли они с ума по мужчине, как я?
