Гринька - «Красный мститель» | страница 10



— Браво, браво, коллега! Хорошо сказано! Покажитесь нам. Выходите сюда.

Но «коллега», конечно, и не думал показываться.

Генерал Тугаевский приподнялся, всматриваясь в сторону балкона. Туда уже стягивались молодцеватые распорядители вечера.

Курнаков оглянулся на генерала, поймал еле заметное движение головой и сказал:

— Наш вечер мы откроем… — он щелкнул каблуками, стал в положение «смирно» и неожиданно строго объявил: — …боевой песней партизанского отряда полковника Чернецова. Запевает наш общий знакомый — штабс-капитан Бейбулатов. За сценой сводный солдатский хор нашего гарнизона — сто сорок человек!

Капитан Бейбулатов вышел на сцену в черном костюме с белым галстуком и хризантемой в петлице. На сцене он коротко задержался, улыбнулся своим знакомым, кому-то отдельно кивнул головой. Его знали в городе как беспутного гуляку и ловкача, ухитрившегося всю мировую войну просидеть в воинском присутствии на какой-то канцелярской работе. Теперь он служил в контрразведке, чем еще больше поднял свою известность. Казаки окрестных станиц относились неприязненно к офицерику, избегавшему фронта. Горожане остерегались его и ненавидели, как жестокого и опасного человека.

За сценой тихо вступил солдатский хор:

Жур-жура-журавель,
Журавушка молодой…

Бейбулатов поднял сухое лицо с крючковатым, острым носом и круглыми черными глазами, что делало его похожим на хищную птицу, и запел тоненьким горловым тенорком:

Храбрейший из храбрецов —
Наш полковник Чернецов…

И тогда хор за сценой подхватил припева лихо, с присвистом и неистовым, разбойным гиканьем:

Жур-жура-журавель,
Журавушка молодой!

— Подпевайте, господа! — пригласил публику Курнаков.

Бейбулатов вздохнул, сделал шаг вперед. Только собрался он запеть, как неожиданно, откуда-то сверху, с потолка, его опередил звонкий и озорной мальчишеский голос:

Вот страшила, хулиган —
Бейбулатов капитан!

Бейбулатов так и застыл в нелепой позе: грудь выпячена, нога отставлена, рот полуоткрыт.

А хор за сценой, не разобрав ни слова из запевки, грянул так, что на сцене закачалось полотнище с грубо намалеванным лесом:

Жур-жура-журавель,
Журавушка молодой!

Вспыхнули люстры, заиграли разноцветными огоньками. Зрители подняли головы и замерли…

У самого потолка, расписанного масляной краской, в круглом вентиляционном оконце, окаймленном рисованным венком из роз, лежал мальчишка. Большая мятая фуражка съехала ему на глаза. Защитного цвета хламида открывала голую смуглую грудь.